Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Неизменные вещи - 6

Мои искренние извинения всем, кто читал этот фик, за то, что так кошмарно, на целый год, затянула с переводом последней части(( Если честно, меня немного унесло в сторону от КАТ-ТУН, но это не повод недопереводить уже начатое(( Поэтому, хоть и запоздало, но вот он, финал.

Название: Неизменные вещи
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.

Часть 6

Футболка, которую Каме дает ему на смену, кажется знакомой. Джин уверен в том, что когда-то давно она принадлежала ему, Джину. Должно быть завалилась за что-нибудь в шкафу или пряталась в корзине для грязного белья, когда шесть лет назад он паковал вещи перед отъездом в Америку.

Но Джин не упоминает об этом вслух, потому что Каме может смутиться и снова брякнуть что-нибудь о том, что представляет собой «жалкое зрелище». И это еще, если (в лучших традициях Каме) он не подсунул ее Джину специально – проверить подумает ли Джин, что Каме «жалок». Так или иначе, безопаснее сделать вид, что Джин не узнал ее: по крайней мере, это вполне объяснимо – столько лет спустя.

Для протокола – Джин не считает, что с Каме что-то не так. Он и сам бережно хранит несколько подаренных… ну, или позаимствованных и так и не возвращенных вещей в глубине своего шкафа. Включая кольцо.

Поэтому он молча переодевается и заползает под покрывало, тащит его на себя, чтобы укрыться плотнее и чувствует, как Каме тут же вцепляется в него и тянет в противоположную сторону. Это как умение ездить на велосипеде: они возвращаются к своим еженощным привычкам с пугающей легкостью, как будто спали в одной кровати всего лишь вчера.

Вот только – в отличие от этого самого «вчера» – Каме не разворачивается несколькими минутами позже, чтобы тепло прижаться к груди Джина. Лежит на боку в напряженной неподвижности, и Джин буквально слышит, как, несмотря на усталость, упрямо вращаются шестеренки у него в голове.

- Возвращаясь к тому, почему я бросил тебя… - произносит он наконец, и это тема, разговора о которой Джин предпочел бы не заводить сегодня ночью, но, если Каме хочется облегчить душу, то что ж, он послушает. Может, и к лучшему, если они покончат со всем за один черед.

- Даже не знаю, как объяснить… Но я сделал это не из столь благородных побуждений, как ты считаешь, или не только из них… Просто… ты улетел. Я остался здесь – один. Мне было очень херово. И я запутался… так запутался… Как будто во мне постоянно боролись два разных человека, один – жадина, не желающий делиться тобой ни с кем, и другой – который не хотел быть тебе в тягость, не хотел, чтобы ты вечно разрывался между Америкой… между своей мечтой о покорении мира – и Японией и мной… И в какой-то момент меня «осенило», что, если я порву с тобой – ты будешь свободен. Добьешься успеха. Может быть, со временем, найдешь кого-то более подходящего, с кем сможешь встречаться открыто, не озираясь постоянно, чтобы не попасться никому на глаза… И, может быть, если я перестану ждать тебя… ждать, ждать, ждать тебя… мне не будет так больно… В итоге, все вышло совсем не так, да?

- Жаль, что ты не сказал мне об этом тогда… – вздыхает Джин. – Просто не сказал мне: «Не уезжай в Америку, Джин. Можешь уйти из группы, можешь петь соло, если хочешь, но останься здесь». Скорее всего, я бы не уехал.

Каме мотает головой.
- И постепенно возненавидел бы меня за упущенный шанс?

- Ну… в конечном итоге, я все равно пожертвовал этой возможностью, – грустно улыбается Джин. – Да и до этого… «Going worldwide» начало казаться куда менее привлекательным, после того как я лишился тебя и твоей поддержки.

Каме молчит, видимо, переваривая услышанное. Или потому, что слишком растроган и боится это показать. Или просто начинает засыпать – теперь, когда наконец высказал то, что не давало ему покоя. Сложно сказать, учитывая, что Джину видны только его спина и затылок. Но Джин уже начинает всерьез склоняться к последнему варианту, когда Каме тихо произносит:
- Не думаю, что Джонни-сан так легко позволил бы тебе отказаться. Тем более, что одной из причин твоих концертов в Америке было «развести по разные стороны Тихого океана глупых мальчишек, идущих на поводу у своих членов» - его слова…

- Вот как! Это была одна из моих любимых теорий! - замечает Джин с иронией. - Что Старушенция каким-то образом прознала о нас с тобой и вынудила тебя бросить меня, «а не то хуже будет». Правда, настораживало отсутствие репрессий в отношении меня самого. Не в ее стиле оставлять ненаказанным кого-то, кто тоже замешан.

- Видимо, Джонни-сан предпочел не делиться с ней информацией. Просто, как обычно, придумал свой собственный хитрожопый выход. И не показал вида, даже не пропесочил – ни тебя, ни меня. Я узнал об этом намного позже, когда пришел просить за тебя после твоего… гм-м, внезапного бракосочетания… Да вот, представь, – с вызовом продолжает Каме, когда у Джина вырывается удивленное восклицание, - явился к нему умолять, чтобы он позволил тебе хотя бы провести концерты в Японии… Он, как ты понимаешь, отказал, но довольно в целом… отнесся с пониманием. Сказал, что давно уже знает о нас, и посоветовал… не лезть в неприятности из-за кого-то, кто – «ходячая проблема, а теперь еще и женат». Это тоже цитата…

- Все равно спасибо, что попытался, - растроганно бормочет Джин. – Я и понятия не имел…

- А никто не имел. КАТ-ТУН урыли бы меня, если б прознали об этом… Кстати, эта проблема… она ведь никуда не делась. Джонни-сан или Старушенция… вряд ли запрыгают от радости, если прослышат, что мы снова вместе.

- Ну, я уже давно не джоннис, - легко парирует Джин. – А ты… Что такого они могут сделать тебе, чего еще не случилось? Выгонят на хрен? Посмотри на меня – сам себе хозяин и при этом вполне успешен… ну, для инди. Хочешь, могу взять под свое крыло?

Каме хохочет. От всего сердца хохочет – впервые за этот вечер.
- Спасибо, конечно, Джин, но я воздержусь. От мысли о тебе, как о моем боссе, у меня глаз дергается!

Джин почти забыл о том, как ему нравился смех Каме. Годами, еще с тех пор, как они были джуниорами, Джину приходилось слушать нытье Каме о том, что он «хохочет, как ребенок» и «выглядит ужасно», когда необоримое веселье буквально сгибает его в три погибели. Он даже репетировал более взрослую и приглушенную версию перед зеркалом. Джин не возражал. Ему было глубоко все равно, как смеялся Каме с другими людьми, пока тот позволял себе по-прежнему от души закатываться наедине с Джином. Это и сейчас так.

Но знакомые звуки вызывают в памяти Джина случай, который Каме стоило бы ему припомнить. Тема, конечно, довольно рискованная, но настроение Каме вроде бы исправилось, и если Джину удастся повернуть ее как надо, то…

- Хочешь открою тебе еще один секрет? – хитро улыбается Джин. – Но только если ты развернешься ко мне лицом, надоело беседовать с твоим затылком.

- Опять обманешь, как тогда? – с подозрением уточняет Каме, что не мешает ему уже улечься на спину.

- Ничего не могу обещать, - ухмыляется Джин. – Узнаешь, если развернешься.

Он и сам ложится на бок, и, когда их головы наконец оказываются на одной подушке, Джин огорошивает Каме неожиданным:
- А ты знаешь, что в том, что мы с Мейсой встретились тогда в баре, есть и твоя вина?

- Моя? Это еще с какого перепугу? Я по умолчанию виноват во всем, что случается в твоей жизни? – Каме выглядит удивленным и даже обиженным – сильнее, чем думалось Джину, и какую-то секунду тот сомневается, не зря ли все это затеял.

- Ну… просто ты – очень большая и важная часть моей жизни, Казуя, а значит, многое в ней так или иначе с тобой связано, - торопливо добавляет он умиротворяющим тоном. – Но на самом деле, тогда… мне захотелось выпить, потому что я увидел тебя с другим мужчиной.

- Что? Где-е?! – Вот теперь возмущение в голосе Каме полностью сменилось удивлением, а это уже значительно лучше!

- Ну-у… Я надеялся встретиться и поговорить, еще когда первый раз вернулся в Японию в марте, - медленно и немного нараспев, так, как он читает сказки Тее, начинает рассказывать Джин, - но как-то не вышло. Расписание было полностью забито, а менеджер следил за мной аки ястреб… что, кстати, вполне объяснимо теперь, когда ты рассказал мне про Джонни. А вот в декабре, мне все-таки удалось улизнуть из-под его опеки. Я приехал сюда, - он машет рукой, поясняя, что имеет в виду квартиру Каме, - и поскольку тебя не было дома, отошел к той пальме в конце коридора и стал ждать, надеясь, что охрана не сменилась за полтора года и не станет выдворять меня оттуда, как подозрительную личность… Но ты появился достаточно скоро, еще полуночи не пробило… Вывалился из лифта, пьяненький в дупель, цепляющийся за какого-то чувака и хохочущий над чем-то, что он тебе рассказывал… Даже не заметил меня, а я всего-то стоял тремя дверями дальше.

Каме хмурится и кажется не на шутку озадаченным.
- Прости, но… Этого просто не могло быть, Джин! Ну да, я не монах, и да, конечно, я трахался пару раз за тот год… Но это был, как бы сказать – секс за деньги, и я никогда не приводил их домой… Если подумать, я даже не помню, чтобы сильно напивался. Разве что дома – от одиночества или, когда заваливались друзья… Ты уверен, что это не был…

- Ну, уж, наверное, я бы признал кого-нибудь из наших семпаев или кохаев, а? – возражает Джин. – Как и большую часть твоих прочих друзей… кроме, может быть, парочки бейсболистов, но… на бейсболиста он не смахивал.

Каме роется в памяти и хмурится все сильнее. Похоже, что бедолага даже не помнит этого случая, что делает всю ситуацию – вот сейчас, в ретроспективе – еще забавней, и Джин зарывается лицом в подушку, чтобы спрятать усмешку.

И еще намного забавнее то, что Каме требуется так много времени, чтобы осознать, что голос Джина совсем звучит обвиняюще.
- Погоди-ка! А разве ты не должен злиться – если и правда видел меня с другим? – наконец с подозрением интересуется он. – Ты ведь меня сейчас разыгрываешь, да? Этого никогда не происходило?

- Происходило, еще как происходило, - улыбается Джин. – И я злился и переживал – очень сильно, достаточно, чтобы завалиться в бар и попытаться утопить свои печали в выпивке. Мы же о том вечере говорим, помнишь? Но это дела давно минувших дней… Кроме того, - открыто ухмыляется он, - я уже знаю, кто был с тобой тогда… Старше нас, красавец-мужчина, примерно моего роста, но немного плотнее… Не припоминаешь?

Он позволяет Каме еще примерно полминуты помучиться и только потом дает очередную подсказку.
- Не стоит напиваться до такой степени, чтобы не помнить, что с тобой было, Казуя… Но ладно уж… Ты тогда как раз снимался в «Беме»…

Джин буквально видит, как осознание снисходит на Каме.

- Конечно же! – облегченно восклицает Каме. – Вечеринка по поводу окончания! Нам еще надо было доснять в последний момент несколько трюков на лонже, поэтому я не стал завтракать… И сам же заранее заказал целый ящик шампанского, чтобы хватило на съемочную группу… Так что, да, к концу вечеринки я был в изрядном подпитии, и Китамура-сан подвез меня до дома… Но он и на пять минут не задержался! – поспешно добавляет он.

- Ничего не знаю, - снова ухмыляется Джин. – Я вылетел отсюда как… гм… пробка из шампанского, сразу после того, как вы зашли… Но из того, что я видел… ты выглядел заинтересованным… И, - продолжает он, полностью игнорируя возмущенное «Я просто был пьян!» - в дораме у вас был очень убедительный броманс!

- Это просто актерская игра… То есть… Это не мы, это Бем и Нацуме… То есть… Да он даже не гей! – торопливо оправдывается Каме, и Джин прикусывает губу, чтобы не рассмеяться.

Он… ну скажем, процентов на девяносто уверен, что Каме говорит правду, и между ним и Китамурой ничего не было. Ну, за исключением экранного броманса. Но провоцировать Каме так захватывающе. Особенно, если учесть, что, поддавшись на провокацию, Каме вполне может сделать то, над чем в противном случае сомневался бы целую вечность. На что, собственно, Джин искренне и рассчитывает.

- Ну и что? На меня посмотри, - не отступает он. – Я, может, тоже никогда не думал, что я гей, да я и не гей – ни с кем кроме тебя.

- Но он женат!

Ну очень логичное возражение, Казуя…

- А я – нет?

- Блядь, Аканиши, я говорю тебе, что ничего не было!

Джину нравится, как Каме смеется, но он просто обожает его, когда он сердится. Потому что сердитый Каме – это что-то вроде разъяренного тигренка-подростка: и страшно, и возбуждающе, и умилительно донельзя, знаешь, что можешь попасть под когтистую лапу, а все равно пытаешься затискать.

Поэтому Джин действует, в равной степени повинуясь сиюминутному инстинкту и руководствуясь своим изначальным планом, когда, увернувшись от летящей в голову подушки, придвигается ближе и целует его.

Удивленное «О!» (которое Джин использует, чтобы сделать поцелуй глубже) и затем – никакого ответного движения – вообще. И только когда Джин уже почти готов объявить всю затею тотальным провалом – еле слышный стон, где-то глубоко у Каме в горле, и тот немного разворачивает голову и прикусывает губу Джина – не сильно, неуверенно, прикусывает и сразу отпускает, как будто сомневается, что ему следовало это делать…

Это не совсем та реакция, на которую рассчитывал Джин, но он решает, по крайней мере, считать это шагом в правильном направлении. И именно поэтому (а вовсе не потому, что кто-то там не может понять, следует ли ему поступать так, как явно хочется) Джин немедленно обрывает поцелуй и разворачивается на другой бок, прикидываясь, что готовится ко сну, а на самом деле мысленно отсчитывая секунды до взрыва. Пять, четыре, три… Он слышит возмущенное фырканье, кровать колышется, когда Каме приподнимается, опираясь на локоть, а потом он довольно чувствительно толкает Джина в плечо.

- Эй, это что только что было? – Еще один толчок. – Я спрашиваю, что это было?!

- Ничего такого, - невозмутимо отвечает Джин, - может, я просто хотел кое-что проверить…

- Проверить что?

- Ну, не знаю… Столько лет прошло, а вдруг мы больше не совместимы или еще чего…

- Со-совместимы?! – Кажется Каме вот-вот взорвется. – А ну быстро повернулся сюда лицом, Аканиши!

- Зачем это? – уточняет Джин, не спеша оборачиваться, потому что небольшая осторожность совсем не повредит, когда имеешь дело с разъяренными тигрятами.

Еще одно фырканье.
- Может, мне тоже захотелось что-то проверить. Разворачивайся давай, не то пожалеешь!

Это звучит уже очень, очень многообещающе, так что Джин подчиняется, и… новые указания следуют еще до того, как он успел повернуться окончательно:
- Теперь целуй, только - как полагается! А то я даже не сразу понял, что ты там в прошлый раз делал! – распоряжается Каме. И, черт возьми, это такой знакомый командный тон, что Джин едва не кончает просто от облегчения.

А когда он снова подчиняется… все, что происходит дальше, это именно то, чего он ждал и даже более: грубоватая речь и нежные пальцы, с каждым мигом становящиеся все увереннее, и обжигающие губы, отыскивающие местечки, которые, кроме Каме, никто и искать бы не додумался… Знакомо, неизменно, и каждый раз – ослепительно ново. Как прыжок с обрыва и как возвращение домой.

Конец.

@темы: Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Неизменные вещи, Мои фики

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Неизменные вещи - 5

Название: Неизменные вещи
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.

Часть 5

Но прежде, чем пойти готовить гоголь-моголь, Джин заглядывает в спальню, прихватывая оттуда первые же тренировочные и футболку, попавшиеся ему в шкафу. Каме вроде упоминал, что хочет переодеться в домашнее? Вот пусть и займется заодно, пока Джин орудует на кухне, давая ему время прийти в себя…

Когда Каме появляется в дверях несколькими минутами позже, молоко уже млеет на плите, а Джин энергично взбивает желтки с сахаром – венчиком, еле найденным среди множества таинственных приспособлений, скрывающихся в кухонных ящиках. До рождения Теи Джин даже не пытался готовить что-то сложнее яичницы и пиццы на покупной лепешке (зачем, если всегда можно заказать доставку или купить что-нибудь на вынос?), так что теперь очень гордится новоприобретенными навыками. Но на их с Мейсой кухне не найдется и трети всех этих ненужных вещей, да что там, Джин всерьез сомневается, что Каме и сам реально пользуется хотя бы половиной из них. Последний раз, когда Джину довелось наблюдать за ним в процессе готовки, Каме все еще предпочитал чистить морковку обратной стороной обычного ножика.

Глаза у Каме покраснели, а нос припух, но в остальном он уже гораздо больше походит на самого себя – привычного. Привычнее, если честно, чем когда-либо с начала этой истории: в вытянутых на коленях спортивных штанах и футболке, которая выглядит так, будто должна быть знакома Джину еще по временам шестилетней давности.

- Спасибо, - говорит Каме тихо и хрипло, не встречаясь с Джином взглядом. – Ты очень помог. Меня и правда немного отпустило...

Он подтаскивает второй барный стул, задвинутый до этого в самый дальний угол рядом с колонками, садится, опираясь локтями на стол, и искоса наблюдает за тем, как Джин, покончив с желтками, переключается на белки.

- Помочь тебе чем-нибудь?

- Угу, - не отрываясь от взбивания, кивает Джин. – Я так и не смог найти тот ром, о котором ты распинался в таких подробностях…

После того как Каме извлекает бутылку из глубины кухонного шкафчика, Джин смешивает отдельные составляющие воедино, добавляет немного корицы и муската для вкуса и вливает горячее молоко, а затем, подумав, еще немного холодного, чтобы можно было пить сразу.

- Пробуй осторожно, - тем не менее предупреждает он, ставя чашку перед Каме. – Может быть горячо.

Каме делает маленький глоток густой светло-кремовой жидкости и одобрительно кивает.
- Ничего так. Довольно вкусно. Напишешь потом рецепт.

- Главное, полезно… Когда я уехал в Америку, - поясняет Джин, - был период, когда я… чересчур много пил и курил, не задумываясь о том, чтобы поберечь голос. Ну и… мы как-то разговорились с одним пожилым рокером, и он научил меня этому. Пьется легко, смягчает горло, и… содержит вполне достаточно алкоголя, чтобы… как ты это сформулировал, «снять стресс»…

- С моим стрессом ты, похоже, уже помог мне справиться другим способом… - смущенно улыбается Каме.

- Ну… тем паче. Значит, нам есть, что праздновать, – Джин находит еще одну чашку, наливает себе немного гоголь-моголя и легонько стукает ею о чашку Каме. – Пей давай, не волынь. Надо выпить все, пока не остыло.

Некоторое время они сидят в уютном молчании, потихоньку прихлебывая из своих чашек, и, когда Джин задает вопрос, то делает это, не преследуя никаких затаенных целей, – просто смотрит на Каме, думает, что тот выглядит так, как будто ему не помешало бы отдохнуть хотя бы недельку, и искренне надеется, что так всё и будет.
- Так когда начинаются твои съемки?

- В этот четверг… – Каме обмакивает палец в самую большую из пролившихся мимо молочных капель, и ведет им вдоль стола, постепенно соединяя их все в загадочный узор из белесых многократно пересекающихся линий.

- Знаешь, это на самом деле странно… - продолжает он с печальной усмешкой. – Я ведь сыграл свою первую роль еще до того, как нас собрали в КАТ-ТУН, и все эти годы... мое актерство, по сути, было никак не связано с группой. Так почему сейчас все ощущается настолько иначе? Откуда эта неуверенность? Неужели я, и правда, так одержим КАТ-ТУН… или скорее – неужели КАТ-ТУН превратился в такую неотъемлемую часть меня, что теперь мне кажется, что без них я ничего не могу, что меня одного недостаточно? – Он с любопытством косится на Джина. – Это я такой чокнутый, или ты тоже чувствовал нечто подобное, сразу после того как ушел из группы?

- Ну… я никогда не был так «одержим» КАТ-ТУН, как ты… – задумчиво начинает Джин. А потом пытается припомнить тот далекий 2010-й год… То есть, действительно, вспоминает его, и… Это даже не смешно. – Но… я понимаю, о чем ты говоришь, – продолжает он с горечью. – Лучше, чем ты думаешь… Неотъемлемая часть. Что-то, в чем ты был уверен, больше чем в самом себе. Вот только в какой-то момент – р-раз! – и этого нет вовсе…

И, вероятно, читается что-то такое в его тоне или в его взгляде – долгом, тяжелом и тоскливом – от чего Каме замирает в полной неподвижности.
- Ты ведь сейчас – не о КАТ-ТУН…

Это утверждение, а не вопрос, но Джин все равно подтверждает:
- Нет, Казуя, я – не о КАТ-ТУН.

Каме некоторое время молчит, изучая засыхающий узор на столешнице, а потом кивает, словно смиряясь с неизбежным.
- Видимо, настало время для разговора обо «всех этих вещах»…

- Возможно, - пожимает плечами Джин. – Если ты хочешь… Это не горит. У тебя был тяжелый день, а коротким разговором тут не обойдешься. Мы можем отложить его до другого раза.

- Нет, - мотает головой Каме, - давай сейчас. В эти последние месяцы, ты всегда… оказывался рядом, когда мне было хреново, и из-за этого… - вздыхает он, - я совершенно запутался, Джин. И мне бы хотелось прояснить ситуацию до того, как я… навоображаю себе всякого, чего, может быть, и не существует.

Он решительно поднимается со стула.
- Заварю жасминового чая что ли, раз пива нельзя...

Джин тоже встает, чтобы сполоснуть их чашки и убрать остатки гоголь-моголя.
- Почти целая чашка осталась, - замечает он. – Сможешь подогреть, если горлу будет хуже на утро. Только лучше на паровой бане, а не в микроволновке, а то свернется.

Он закрывает холодильник, но не торопится садиться обратно. В двух шагах от него Каме ставит кипятиться воду, аккуратно, по ложечке, отмеряет заварку в чайник, и все – желтоватое теплое освещение на кухне и Каме в едва держащихся на бедрах трениках, заваривающий чай, - кажется таким до боли знакомым, что Джину приходится в буквальном смысле встряхнуться, чтобы вернуться обратно к настоящему из давних моментов, когда он вот также, прислонившись к холодильнику, исподволь наблюдал за Каме, деловито орудующим у плиты.

- Знаешь, оно существует… - произносит он негромко, вполголоса, – то «всякое», которое ты воображаешь. Оно, собственно, никогда и не исчезало…

Ложка замирает над чайником, а плечи Каме застывают и напрягаются.
- Не слишком ли странное заявление? Из уст семейного человека, имеющего жену и дочь? – сухо интересуется он, даже не оборачиваясь.

- В жизни и не такое случается, - усмехается Джин. – И… не думаю, что это намного страннее, чем бросить меня – предположительно из-за поступка, на который ты сам меня вдохновлял…

Коробочка с чаем валится на бок, заварка рассыпается по столу, а Каме буквально шипит от возмущения, резко разворачиваясь и уже открывая рот, чтобы что-то сказать… но Джин предостерегающе поднимает руку:
- Спокойнее!.. Разве это как раз не часть того, что мы собираемся прояснить?

Он усаживается обратно на стул, опираясь локтями о столешницу, как Каме до этого, и пытается собраться с мыслями. Он столько раз представлял, что именно хочет сказать…
- Прости… - говорит он в результате. - Не самое удачное начало разговора. Мне было чертовски больно тогда, поэтому… остаточная горечь еще иногда прорывается, но… Я знаю тебя – ты никогда и ничего не делаешь без причины, Казуя. И ты никогда бы не причинил мне боль, если бы не верил, что поступаешь так ради какого-то высшего блага…

Он бросает осторожный взгляд туда, где Каме уже приготовил кружки и в данный момент гипнотизирует чайник – с такой сосредоточенностью, как будто чай не заварится, если он случайно моргнет.

- Надеюсь, когда-нибудь ты скажешь мне – ради чего… – продолжает Джин. – Но здесь и сейчас, раз уж мы дошли до этого разговора… Это не самое главное. Думаю, мы оба уже выяснили, что никто из нас не… изменился до неузнаваемости, так что… Давай сосредоточимся на настоящем и на том, куда нам двигаться дальше.

Он останавливается, не зная, что еще добавить, чтобы убедить Каме, что им, и правда, не стоит зацикливаться на прошлом, по крайней мере, на худшей его части… И вздрагивает от удивления, когда Каме молча придвигает ему парящую чашку.

- Но ты и правда изменился, Джин, - абсолютно спокойно заявляет он, усаживаясь рядом. – Ты прежний… заставил бы меня сполна расплатиться даже за воображаемую обиду – перед тем как благосклонно даровать свое прощение. Признаюсь, мне, пожалуй, нравится то, как ты повзрослел, - Каме отводит глаза, разглядывая свои сомкнувшиеся вокруг кружки руки. – Вот только интересно, что вызвало такие перемены? Уход из группы или семейная жизнь?

- К вопросу о моей семейной жизни…

Сколько не представляй себе начало этого разговора, приступить к нему в реальности не так просто, и Джин автоматически похлопывает по карманам ветровки в поисках сигарет, а потом застывает с найденной пачкой в руках, потому что глупо тащиться на балкон именно сейчас, когда их беседа только-только сдвинулась с мертвой точки и повернула в правильном направлении.

- Кури тут, - разрешает Каме. – Я и сам иногда… когда не хочется двигаться с места.

Он включает вытяжку над плитой, а потом достает еще одно блюдце из сушилки и ставит между ними в качестве пепельницы.

- И дай тогда и мне одну… – Каме выгибает бровь в ответ на Джиново возмущенное «Чего?!» - Ну а что такого? Горлу лучше, а если что – допью остатки гоголь-моголя, ничего страшного…

То, как низко он склоняется над зажигалкой, знакомо настолько, что пальцы Джина сводит от желания потянуться и отвести его челку подальше от пламени. Но необходимости в этом нет – новая стрижка Каме намного короче, чем раньше.

- Да… Так вот о моей семейной жизни… - немного задохнувшись, лепечет Джин, не дожидаясь, пока Каме выпрямится, но собирается с мыслями и следующую фразу произносит уже гораздо увереннее. – Мы с Мейсой – просто друзья.

- Друзья, состоящие в браке и воспитывающие общего ребенка? – с сомнением фыркает Каме.

- Как я уже говорил, и не такое случается… - пожимает плечами Джин. – Мы встретились в баре в… скажем так, в не лучший день в наших жизнях. Она еще не оправилась после разрыва с бойфрендом, а я… учился жить без тебя. Мы выпили и… ну, типа, поплакались друг другу в жилетку. И то, что произошло, было нашей попыткой утешиться и, может быть, маленькой местью – тем, кого не было рядом. Никаких обязательств, просто что-то, что немного скрасило эту ночь.

Он глубоко затягивается и пользуется этим моментом, чтобы искоса посмотреть на Каме, который выглядит… задумчивым, внимательно слушающим, и – насколько Джин может судить – не демонстрирует явных признаков недоверия.

- Она позвонила мне месяц спустя в полной панике – с новостью о беременности. Ее агентство было категорически против того, чтобы она рожала, как мать-одиночка, а наше… Ты сам знаешь, чем кончилось бы, если бы Старушенция прознала об этом до того, как мы расписались… А я все-таки католик, Каме! – Он снова поднимает взгляд, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Каме кивает – подтверждающе и, вроде бы, даже сочувственно. – Ну да… Я не часто вспоминаю об этом и не из тех, кто ходит в церковь каждое воскресенье, но некоторые вещи… Некоторые вещи просто… Дети не должны умирать только из-за того, что могут повредить чьей-то карьере!

- И это, – горько усмехается Джин, подводя итог, – краткая история того, как я оказался женатым и в хиатусе – меньше, чем за месяц.

Каме снова кивает – с выражением, говорящим, что все, что он услышал, пока что не противоречит его собственной трактовке этих конкретных поступков Джина. А потом берет чайник и молча подливает им свежего чая.

Гораздо важнее, впрочем, поверит ли он в то, что Джин расскажет дальше. Потому что вот тут-то и начинается самая заковыристая часть...

- Это было единственное возможное решение, - продолжает Джин. – И я никогда не жалел о нем, даже когда поначалу… действительно не представлял, как жить дальше. А затем в какой-то момент… я подумал, что, может быть, все к лучшему? Может быть, мне стоит сосредоточиться на том, что имею? Так что, не буду врать тебе, где-то год или два я… да нет, мы оба, действительно прикладывали усилия, чтобы стать настоящей семьей. Пока однажды не посмотрели на самих себя и не поняли, что... живем как соседи по квартире. По очереди стираем, убираемся, готовим и – самое главное – заботимся о Тее, но у каждого из нас своя комната, свои цели и своя жизнь… Я так и не полюбил ее, а она - меня, и если этого не произошло до сих пор, то, видимо, уже вряд ли…

- А потом, - Джин улыбается и смотрит прямо на Каме, - я случайно столкнулся с тобой на концерте Бруно Марса. И за шесть минут обмена вежливыми банальностями почувствовал больше, чем за несколько лет со своей красавицей-женой… Не считая того дня, когда она родила Тею, - подумав, поправляется он.

Каме рассматривает свои ногти – сосредоточенно, задумчиво, и Джин не может разобраться, поверил тот ему или нет. Это иногда не так-то просто определить – с Каме. С другой стороны, кому как не Каме должно быть известно из собственного опыта, как это бывает?

- Прежде, чем усомнишься, правда ли то, что я говорю… - осторожно начинает он, – скажи… Разве твои отношения с Фука-кён закончились как-то иначе? – и чувствует удовлетворение, когда Каме резко вскидывает взгляд и выглядит так, как будто его поймали с поличным.

- Я обдумывал, как нам снова пересечься с тобой еще в начале прошлого года, - сообщает Джин в качестве объяснения. – И тут как раз начали ходить упорные слухи о том, что вы встречаетесь. В том числе среди наших с ней общих знакомых… Так что я временно оставил эту мысль. Но прости… будь в твоей жизни кто-то другой, ты бы не позвал меня, и судя по тому, в каком глубоком углу хранился тот стул, на котором ты сейчас сидишь, все закончилось… изрядное время тому назад. Я ошибаюсь?

К его удивлению, Каме не ощетинивается в ответ на такое явное вмешательство в свою личную жизнь, а хмыкает и ощутимо расслабляется, словно именно последние фразы Джина помогли ему прийти к окончательному решению.

- Фукада-сан… Я и забыл, что вы тоже снимались вместе… - Он улыбается. – Но не воображай себя Шерлоком, Джин. Этот стул пылится в углу уже тысячу лет. Мы с ней ни разу не сидели вот так, на кухне. Не дошли до этой стадии…

Он отпивает немного чая и тянется к сигаретам, но останавливается и качает головой.
- Не буду курить. Гоголь-моголь, конечно, вкусный, но слишком сладкий, чтобы злоупотреблять им на ночь…

- И что произошло? – спрашивает Джин.

Каме снова качает головой.
- Да ничего такого, собственно… Просто установка изначально была неправильной… Я столкнулся с тобой на концерте Бруно Марса и подумал: «Вот Джин – прекрасно выглядит, счастливо женат… Не пора ли и тебе двигаться дальше?». Мы уже работали с ней раньше, так что я… успел понять какая она – умная, красивая, самостоятельная, знающая чего хочет. А потом, нам снова предложили совместный проект… со всеми этими «взрослыми» сценами, и иногда мы невольно, вроде как, реагировали… не по сценарию. Я… куда в меньшей степени «би», чем ты, Джин. Так что для меня это было… достаточно серьезным фактором. Ну и…

Он вздыхает.

- И? – подталкивает его Джин.

- И это было… приятно, – Каме опирается подбородком на сплетенные пальцы и смотрит в стену, перечисляя: – Готовить на двоих, а не для себя одного, по очереди выгуливать собак, беседовать на темы, которые тебя, уверен, даже никогда не интересовали… И – хотя она оказалась скорее податливой, чем страстной – обнимать кого-то, заниматься сексом, просто засыпать в одной постели – регулярно, а не от случая к случаю… тоже было – приятно.

- И? – снова нетерпеливо подначивает Джин, и Каме фыркает, разворачивается к нему лицом и улыбается – искренне, пусть даже немного грустно.

- И – это было… похоже на то, о чем рассказывал ты… просто игрой, ложью. Я чувствовал, что мы притворяемся – даже наедине. Не тянемся друг к другу, а пытаемся убежать от своих одиночеств. Так что я… прекратил убегать.

Он смотрит Джину в глаза.
– Жалкое зрелище – эти наши попытки семейной жизни…

- Не знаю… Я как-то больше предпочитаю считать нас «верными», - хмыкает Джин. – Гораздо утешительнее звучит.

- Да уж, «верные»! Оба переспали с кучей других по дороге…

- Ну-у, - легкомысленно отмахивается Джин, - очевидно, что мы не созданы для монашеской жизни… Но… достаточно верные, чтобы понять, что это были неправильные другие?

Каме снова отводит взгляд и смотрит куда угодно: в пол, в колени, на пустую противоположную стену, – только не на Джина. Все еще немного смущенно улыбается, но – определенно нервничает, судя по тому, как ерзает на месте и облизывает губы – дважды, прежде чем заговорить:
- И как же мы поступим теперь, когда мы выяснили, что все эти другие были неправильными? Просто… сойдемся снова, как будто ничего не случилось? Думаешь, это возможно?

«Как будто ничего не случилось…». Да, это точно не про них, и Джин понимает обеспокоенность Каме. В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть. И Каме, с его привычкой слишком глубоко задумываться о подобных вещах, решиться на прыжок куда страшнее, чем Джину, который, даже повзрослев, все еще частенько живет по принципу: «О чем тут размышлять? Прыгнем, а там, авось, повезет!»

- Ну, для начала… - устало предлагает Джин, - думаю, нам надо пойти поспать. Это был трудный день, для тебя – особенно. А важные решения лучше принимать поутру, когда и в голове светлее, и мир за окошком ярче… Если хочешь, я могу лечь на диван.

- Не мели чепухи! – фыркает Каме. – Снова сойтись с тобой – вот так внезапно – действительно немного… пугающе. Но уж кровать-то мы с тобой делили с тех пор, как нам не было и четырнадцати, и я тебе скажу, ты не худший из тех, с кем мне доводилось спать… когда не захапываешь все одеяло!

Продолжение следует.

@темы: Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Неизменные вещи, Мои фики

---

Неизменные вещи - 4

Это коротенький кусочек, но мне не хотелось лепить к следующей части, потому что там уже все-таки будет немного о другом. Возможно, следовало прилепить к предыдущей, но уже - не, так что - держите его отдельно.

Название: Неизменные вещи
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.

Часть 4

У одной из девочек у Теи в садике – коклюш. Они в разных группах, так что вероятность заразиться невелика, но садик закрыли на карантин, безопасность превыше всего. К счастью, у Мейсы в кои-то веки свободная неделя, и не придется нанимать приходящую няню – им не нравится, когда в доме хозяйничают посторонние. Ну а Джину, покамест, выпадает редкая возможность пользоваться машиной, когда и как пожелает.

Как следствие, без четверти три следующей ночью он сидит в этой самой машине, неприметно припаркованной прямо напротив подъезда Каме, выжидая, пока серый внедорожник агентства не вывернет обратно с подземной парковки, доставив Каме домой после долгого и трудного дня.

Джин и сам сегодня потрудился на славу, торопясь сам и подгоняя других, и в результате умудрился даже закончить заблаговременно, так что, разогнав всех, успел еще приобщиться ко второй половине Going! перед тем, как запер студию и приехал сюда.

Машина агентства наконец проезжает мимо него и неспешно укатывает куда-то в ночь. Джин ждет, пока она не скроется за поворотом – попутно давая Каме несколько лишних минут на то, чтобы разуться и переодеться в домашнее, а потом натягивает капюшон, пряча лицо на тот (крайне маловероятный в этом охраняемом районе) случай, что папарацци все-таки засели где-то в кустах, ставит свою машину на сигнализацию и направляется к входной двери, мысленно повторяя код.

Когда он заходит в квартиру, в ней снова царит кромешная тьма. Сумка Каме валяется на боку возле подставки для зонтиков, а пиджак от костюма, знакомого Джину по Going!, небрежно наброшен на вешалку – чужеродное пятно среди мягких кашемировых пальто и кожаных курток. Джин прихватывает и то, и другое с собой, когда проходит в гостиную.

Каме не на кухонном полу на этот раз – и то хлеб. Он тут, на диване, лежит, уткнувшись лицом в подушку. Прямо в крахмальной рубашке и брюках от того же костюма.

- Маловероятно, что ты успел напиться, - с усмешкой констатирует Джин вместо приветствия, - учитывая, что только вернулся домой. Конечно, если ты не начал еще в машине, прямо у здания Nippon TV.

- Я не пьян. Просто очень устал, - так же опуская формальности, отвечает Каме. Он приподнимается в более-менее сидячее положение возле ручки дивана, придвигая ноги поближе и обхватывая колени. – Не садись далеко, я не могу разговаривать громко.

Голос у него действительно охрипший. Может быть, не так до такой степени, как вчера, но и не сравнить с почти нормальным звучанием по телевизору. Видимо, перед выходом в эфир он от души закинулся леденцами от горла, высосал целую упаковку. Но быстродействующие средства – такая штука: чем скорее наступает эффект, тем скорее потом проходит.

Джин кидает пиджак и сумку на кресло и наклоняется за парой подушек, должно быть, свалившихся на пол, когда Каме вытянулся во всю длину. Кидает одну из них Каме и подкладывает вторую себе под спину, когда садится.

Несколько минут они так и сидят - молча, словно не знают, о чем же заговорить. Будущее КАТ-ТУН… «Все эти вещи»… Сразу два слона, что торчат посреди комнаты. Темы, которых не удастся избежать, даже если очень стараться, но слишком… непростые, чтобы приступить к ним с места в карьер.

Каме первым находит относительно безопасную лазейку.
- Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает он. – Боюсь, что крепкий алкоголь у меня закончился, кроме разве что капельки рома для выпечки, да и там, наверное, на два пальца, не больше… Я специально не спешил пополнять запасы… Но есть вино и пиво, выбирай… Я и сам бы, наверное, не отказался от баночки «Asahi»… просто снять стресс.

- Холодное пиво на сорванные связки. Хочешь, на хрен, совсем лишиться голоса? – мягко отчитывает его Джин. – Яйца и молоко у тебя имеются?

Каме кивает.

- Вот и отлично, тогда попозже сделаю тебе гоголь-моголь – твоего рома на это как раз хватит… Точнее, не совсем гоголь-моголь, - торопливо поправляется Джин, - эта хрень называется «Том и Джерри» или что-то в таком роде. Но рецепты почти идентичны, просто это, типа, теплая версия, поэтому я не заморачиваюсь – гоголь-моголь есть гоголь-моголь. Погреешь горло, ну и считается, что молоко и яйца полезны для голосовых связок… - Он присматривается к Каме. – Ноги болят? Трешь их, не переставая.

Каме смотрит вниз - туда, где его пальцы, и правда, разминают ступню сразу за подушечками, - и кажется слегка опешившим, то ли от того, что Джин заметил, то ли от того, что сам даже не отдавал себе отчета, что делает это.
- Немного болят, – признается он со смущенной усмешкой. – У ботинок неудобный фасон. Обычно терпимо, но… надеть их после двух дней на ногах, да еще и с танцами, было не самой блестящей идеей…

- Хочешь, помассирую? – предлагает Джин.

Каме мотает головой.
- Не стоит… – решительно начинает он, но – поскольку Джин продолжает смотреть на него с глубоким сомнением – вздыхает и поправляется. – Ну, хорошо… Не знаю. Может быть, позже? – Он снова вздыхает. – И тоже самое касается гоголь-моголя, и даже удобной одежды, в которую мне надо бы переодеться. Можем мы пока… просто посидеть вот так?

Каме выглядит напряженным, неспокойным, несмотря на кажущуюся неподвижность, зажатым. Словно все его тело пытается свернуться в защитный кокон вокруг какой-то эмоции внутри, которую он никак не может ни подавить, ни выплеснуть. Эмоции настолько сильной, что заполняет его целиком, не оставляя пространства и сил ни на что больше. И, похоже, что именно Джину придется как-то вскрыть этот назревший нарыв, пока сердце Каме попросту не задохнулось.

- Я… частично посмотрел Going!, прежде чем приехать сюда, - сообщает Джин спокойно и будто невзначай, так, к слову пришлось. – Там показывали отрывки из концерта, и… судя по тому, что я видел, вы трое на самом деле выложились до последнего… - Он затихает, оставив последнюю фразу незавершенной, подвешенной в воздухе, и действительно… после долгой-долгой паузы, которая, казалось, никогда не окончится, Каме цепляется за предложенную им тему.

- Фанаты плакали… - практически шепчет он. – Визжали и плакали – одновременно… - Он всматривается куда-то в темноту за спинкой дивана и – внутрь, словно заново переживает то, что происходило в Tokyo Dome.

- Накамару тоже… - продолжает Каме еще тише. – Тот момент на видео, где, кажется, что мы трое просто стоим в обнимку… спасибо монтажу и тому, что команда Going! снимала не с лучшей точки… Он просто… рыдал. Не мог перестать… И… Уэда… Хотя этот, по крайней мере, сдерживался и незаметно вытирал слезы… Не удивлюсь, если будет все отрицать - потом. Но я видел…

- А ты сам плакал? – осторожно интересуется Джин. – Во время концерта или после?

Каме выглядит… задумчивым, сосредоточенным, как будто он и сам не уверен и сейчас прокручивает в памяти момент за моментом, пытаясь вспомнить - плакал он тогда или нет?

- Почти. Один раз. Во время «Kimi no Yume»… - наконец отвечает он. – Помню, что подумал: «Такой неподходящий момент, мне же петь надо!» - он смотрит на Джина, впервые за последние несколько минут, и глаза у него темные, сухие и удивленные, как будто обнаруженный им ответ оказался полной неожиданностью и для него самого. – Точно нет – после этого. Как-то все время было не до того. А сейчас я… - он сглатывает, - просто чувствую… будто онемел. Не могу даже сказать – не хочу я плакать… или хочу, но никак?..

Джин разворачивается боком на диване, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
- Тея, - начинает он, - то еще наказание… Но она храбрая девочка, этого не отнимешь…

Он радуется, когда на лице Каме отражается легкий шок от настолько резкой перемены темы.

– И вот, когда она бежит, падает, разбивает коленку и стоит, закусив губу, чтобы не расплакаться… Знаешь, что я говорю ей?.. Наклонись поближе, - просит он, когда Каме ничего не отвечает, - это наш с Теей секрет, так что я могу открыть его только со всеми должными предосторожностями…

Джин почти не надеется, что Каме поддастся на его уловку, но похоже тот слишком потерялся в собственных мыслях, потому что действительно рефлекторно подается вперед, и Джину остается только поймать его за плечи и притянуть еще ближе, пока лоб Каме не тыкается ему в плечо. А потом Джин крепко сплетает руки за его спиной и держит, когда в первой – опять-таки рефлекторной - реакции Каме пытается отодвинуться.

- На самом деле, я ничего не говорю Тее, - шепчет Джин ему на ухо. – Она сама понимает, что если я ее обнял, то сдерживаться не обязательно… Но вот тебе, Казуя, я скажу… Можешь плакать. Можешь не плакать. Я не буду считать, что ты слабак, если выплачешься, и не сочту тебя бессердечным, если не станешь. И то, и другое – совершенно нормально…

Чего бы ни ожидал Джин – ничего не происходит. Ни рыданий, ни захлебывающихся всхлипов, ни даже ожидаемого подрагивания плеч. Пальцы Каме вцепляются в ветровку Джина, как будто больше никогда не отпустят, Каме делает один глубокий-глубокий вдох… выдыхает… и – ничего. Он больше не пытается отстраниться, но плачет он или нет, Джину неведомо.

«И то, и другое – нормально», - напоминает он себе.

Когда Джин чувствует влагу, просочившуюся сквозь толстый хлопок ветровки, - это почти неожиданность.

Несколькими минутами позже пальцы Каме разжимаются, а сам он выпрямляется, не отодвигаясь совсем – обратно туда, где сидел прежде, но все же создавая меж ними дистанцию. И не смотрит на Джина.

- Ну и… как насчет гоголь-моголя теперь? – спрашивает Джин.

Продолжение следует.

@темы: Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Неизменные вещи, Мои фики

---

Неизменные вещи - 3

Название: Неизменные вещи
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, возвышающейся перед ними, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.

Часть 3

Первоначально Джин планирует дать Каме на размышления неделю, ну максимум две. Но потом их обоих закручивает суматоха бесконечных дел. Джину приходится полностью перекроить свои предновогодние планы из-за… нет, конечно, приятной, но крайне несвоевременной церемонии награждения, на которою нужно лететь в Китай, а ведь у него еще с десяток недописанных песен, ждущих своего часа, и рождественский праздник в садике у Теи, и подарки, которые надо выбрать, упаковать и вручить – сначала родителям Мейсы на Окинаве, а потом и его собственным – в Токио. Так что - не успевает он оглянуться, как уже наступает Новый год, и КАТ-ТУН выпускают сингл со слишком говорящим названием «Tragedy», но на Каунтдауне Каме пел с Пи и выглядел вроде бы нормально, а сейчас у него очередная дорама, мерзнет как цуцик в этих чертовых резиновых шлёпках, Джин боится, как бы не заболел.

И так, незаметно, время утекает сквозь пальцы, и, вторично вернувшись из Китая в конце января, Джин думает, что – вот, и тридцатилетие Каме совсем не за горами, чем не прекрасный и вполне оправданный повод позвонить?

До этого, впрочем, случается еще кое-что… КАТ-ТУН объявляют, что уходят на «перезарядку», и Джин не знает даже, что и думать по этому поводу. То есть, ну да, разумеется, он сам предложил Каме взять хиатус, но, если честно, ни на секунду не верил, что тот последует его совету. И еще меньше – в то, что согласятся другие.

Но потом Джин вспоминает тихий безжизненный голос, шепчущий в темноте: «Я так устал, что больше ничего не хочу…», и понимает причину.

Вот только сомнительно, что фанаты окажутся настолько же понимающими… Кому, как не Джину это знать из собственного опыта. Разумнее всего было бы даже не лезть в социальные сети в ближайшие несколько недель, может быть, даже месяцев, но он все равно делает это - вздрагивая от каждого негативного коммента, особенно, если тот нацелен на Каме, и надеясь, что Каме слишком занят, чтобы заниматься подобным мазохизмом.

Вполне возможно, что это и правда так, потому что дорама Каме все еще идет, и даже рейтинги в кои-то веки довольно приличные. По крайней мере, это не может не радовать.

Вечером двадцать второго, Джин нервничает до такой степени, что не может сидеть на месте и, в буквальном смысле, накручивает круги вокруг стола, сжав в руке мобильник и отсчитывая минуты, оставшиеся до полуночи. Он нажимает на кнопку вызова, как только на экране высвечиваются четыре нуля.

На удивление, Каме отвечает почти мгновенно, даже не выдержав обязательные три гудка, как будто тоже ждал этого целый день.

- Алло?

- Алло… - тупо откликается Джин, чувствуя, как все заготовленные слова разом вылетают у него из головы. – Э-э… поздравляю с юбилеем!.. Наилучшие пожелания… и, ну…

- Спасибо, - вежливо благодарит Каме. – Знаешь, ты первый, кто дозвонился мне, ну… сегодня. Так-то меня поздравляют уже несколько дней. В пятницу давал интервью для «Maquia», и они заказали очень красивый торт. А вчера, после программы, отмечали с сотрудниками Going!…

Каме сообщает всю эту совсем ненужную Джину информацию торопливо, почти скороговоркой, а затем…
- И… гм-м… мы все-таки взяли хиатус, - добавляет он совершенно не к месту и замолкает, и Джин не понимает, какой именно реакции от него ждут, поэтому ограничивается простой констатацией:
- Да, слышал.

- Теперь фанаты ненавидят меня, Накамару отказывается обсуждать что-то кроме текущей работы, ну, а с Уэдой… мы и раньше особо не разговаривали… - продолжает Каме – на удивление жизнерадостно, учитывая то, что он, собственно, произносит. – Но все образуется, им просто сложно признать, что это было единственным разумным выходом… И мне больше не снятся «что, если».

- Вот и хорошо, - искренне соглашается Джин хотя бы с заключительной частью, и наконец вспоминает, о чем же собирался сказать. – Нам надо…

- Нам стоит… – одновременно с ним начинает Каме, и они оба останавливаются.

- Продолжай…

- Нет, ты первый!

- Нам надо бы как-нибудь встретиться и поговорить.

Улыбку в голосе Каме слышно даже сквозь звучки и шорохи мобильной связи.
- Похоже наши мысли сходятся!.. Вот только, – он виновато хмыкает, – мое расписание – форменный ад. Все как-то разом: дорама, сингл, юбилейный альбом, куча программ, которые нужно отснять до ухода Тагучи, с апреля – концерты, а потом… два фильма подряд – до середины июля. Когда-нибудь после них?

Джин мотает головой:
- Как раз примерно тогда начнется мой тур… если все сладится, с некоторыми площадками мы все еще не договорились. А это значит, что со следующего месяца у меня тоже все завертится. Не настолько, конечно, как у тебя, - усмехается он, - но мне хватит. Учитывая, что у меня нет за спиной ДжЕ, и я вроде как… сам руковожу всем организационным процессом.

Каме хихикает:
- Ну, мы с тобой и парочка! – и резко смолкает, видимо, осознав формулировку. Но он все еще улыбается, когда продолжает, Джину слышно. – Тогда… когда я начну сниматься? В первом фильме у меня не главная роль, так что вряд ли придется торчать на съемочной площадке изо дня в день и с утра до вечера...

- Давай, - соглашается Джин. – А если не срастется, то я попытаюсь выкроить денек даже посреди тура.

- Решено, - и Каме затихает, как будто – пусть все уже сказано – просто не торопится сразу же вешать трубку. – Ну, тогда… до встречи?

***

Наступает март, и, как и предсказывал Джин, его загруженность возрастает по мере того, как надвигающийся тур приобретает все более и более конкретные формы. К концу месяца ему уже не удается спланировать свое время так, чтобы полноценно следить за КАТ-ТУН на ТВ, и приходится ограничиваться обрывками информации, почерпнутыми в соцсетях, куда он ныряет каждый раз, как выдается свободная минута, чувствуя себя почти фанатом, ну, или сталкером… фанатом-сталкером, скорее всего.

КАТ-ТУН постепенно сворачивают групповую деятельность, изо всех сил изображая жизнерадостность и уверенность в собственном будущем, но в каждой следующей программе все сильнее сквозит щемящее предвкушение неизбежного «завершающего выпуска», и беззаботные улыбки даются мемберам все с большим трудом.

А потом в сети появляются отчеты с первых юбилейных концертов, и Джина скручивает невыносимым желанием – помчаться к Каме сейчас же.

Но кого он обманывает? Он мечется как умалишенный с обсуждения на обсуждение, просматривая почту в такси и пытаясь не запутаться в проектах костюмов, гудсов, декораций, рекламы и… мать твою, что там было еще? Ну или неделями напролет зависает в студии, корпя над аранжировками нового альбома, и, сказать по правде, даже Тею за последний месяц видел от силы четыре-пять раз, три из них – спящей…

Конечно, можно было бы выкроить минуту, чтобы позвонить… но у Джина плохо получается общаться по телефону, во всяком случае с Каме. Он запинается и путается, даже когда нужно просто поздравить с днем рождения, и совсем не уверен, что сумеет подобрать правильные слова, способные утешить Каме на расстоянии. Не уверен даже, что такие слова существуют. И Каме первый презрительно фыркнет, если Джин станет мямлить нелепые банальности, типа, «Держись!» или «Все как-нибудь образуется».

В итоге, выходит так, что Каме звонит ему сам. В последний день апреля, а если точнее, то уже в первый день мая, потому что на часах пятнадцать минут второго и Джин давно бы дрых без задних ног, вернись он сегодня домой. Но он в студии, наблюдает сквозь стекло за клавишником, записывающим трек к «Episode», и, услышав звонок, безмерно радуется, что сообразил добавить номер Каме в список «исключений» (вместе с Мейсой, своими родителями и воспитательницей Теи), когда накануне переводил все остальные контакты в беззвучный режим.

- Джин… - произносит Каме, после того как Джин снимает трубку, и голос Каме звучит глухо и сипло, как будто его горло саднит после нескольких часов непрерывного пения (что вполне может быть правдой, потому что концерт КАТ-ТУН закончился совсем недавно), или… как будто Каме плакал. Долго. Навзрыд.

- Знаю, что звоню немного неожиданно… - неуверенно продолжает он, и Джин понимает, что – куда бы дальше ни свернула беседа – это будет не тот разговор, который можно поддерживать параллельно с записью и в присутствии двух звукооператоров и менеджера музыканта, слышащих каждое сказанное им слово.

- Подожди секунду… - просит он Каме, и помахав рукой клавишнику: «Все нормально, не останавливайся!», обращается к звукооператорам:
– Я выйду на несколько минут. Пожалуйста, продолжайте в соответствии с тем, о чем мы говорили раньше…

- Ты занят, - констатирует Каме, тщательно маскируя даже малейшие признаки разочарования, которое должно быть испытывает. – Мне не следовало…

- Нет-нет-нет! – поспешно восклицает Джин, буквально выпрыгивая из комнаты и плотно прикрывая за собой дверь. – Даже не вздумай повесить трубку, Каменаши!.. Да, ты все правильно понял, я в студии, но просто наблюдаю за записью, и мы уже триста раз обсудили, как все должно звучать, так что они вполне справятся и без моего присутствия…

- Все равно получается, что я мешаю тебе работать… - вздыхает Каме, но хотя бы не отключается. – Тем более, я и сам толком не знаю, зачем позвонил…

- Соскучился по моему приятному голосу? – шутливо предполагает Джин в попытке чуточку поднять ему настроение.

- Может быть… - на удивление легко соглашается Каме. – Знаешь, в последнее время, с кем бы я ни разговаривал, все общаются со мной в таком фальшиво приподнятом тоне, как врачи в дорамах, пытающиеся скрыть от своего пациента, что его дни сочтены. А с Накамару… это скорее похоже на беседу двух безнадежно больных, убеждающих друг друга, что они как-нибудь обязательно выкарабкаются… - Он снова вздыхает. – И получается, что несмотря на… Как ты это назвал? «Все эти вещи»? …ты по-прежнему единственный человек, с которым мне не нужно притворяться.

- Ну так и не притворяйся, - серьезно откликается Джин. – Все очень хреново, да?

Нет никакой необходимости объяснять, что именно он подразумевает под «всё», и Каме тоже отвечает без колебаний:
- Хреново… Знаешь, по началу, когда мы только объявили, что уходим в хиатус… Казалось, это будет терпимо… Всяко лучше, чем другие возможные перспективы… Но теперь, когда конец совсем рядом… Такое ощущение, что мой мир рушится…

- Мне прийти? – предлагает Джин. Разумеется, ему придется снова перелопачивать график и извиняться перед клавишником, которого он специально ангажировал на всю ночь, чтобы записать все песни одним чохом - сегодня… Но это преодолимые трудности!

- Не глупи, Баканиши! - возмущенно восклицает Каме, но Джин-то знает, что он по-настоящему тронут. – У тебя там полная студия народа, который не выйдет оттуда, пока ты не одобришь конечного результата их работы. И не говори мне, что тебе плевать! Может, ты и балбесничал во всем остальном, но в отношении музыки всегда был чертовым перфекционистом…

- А мне и не плевать, - легкомысленно соглашается Джин, - но это моя студия и мой народ, и если я скажу: «Работа на сегодня окончена», то она и будет окончена. Преимущества того, что я сам себе начальник… И, Каме, - добавляет он уже серьезнее, потому что это что-то, что должно быть сказано, даже если их разговор обо «всех этих вещах» покуда откладывается, - ты… важный человек для меня. Настолько, что, если ты позвонишь, то, если я не на сцене или… ну я даже не знаю, в кресле у дантиста, я брошу все и отвечу. И если ты хочешь, чтобы я пришел, и я не… заграницей, через полмира отсюда, я приду, только скажи. Да даже если заграницей – приду, просто это займет немножко дольше, о’кей?.. Так что… Мне прийти?

Каме тяжело сглатывает – Джин слышит это сквозь трубку – и несколько секунд просто молчит, а когда заговаривает снова, его голос звучит еще глуше:
- Не сегодня… Я справлюсь. В любом случае, мне уже пора идти спать, иначе сегодня вечером не смогу выложиться по полной. А это… будет наш последний концерт… - он снова сглатывает, - на неопределенное время.

- Значит, я приду к тебе вечером, - обещает Джин, - после концерта. Во что бы то ни стало.

Каме снова молчит, долго, и Джин многое бы отдал за то, чтобы узнать, что за мысли крутятся у него в голове. «Ничего хорошего», догадывается он, когда в трубке слышится ровный, ничего не выражающий голос:
- После концерта я сразу же поеду на Going! и дома окажусь в лучшем случае полтретьего ночи. Так что, подумай хорошенько, что ты сейчас обещаешь. Я пойму, если ты не сможешь…

Джин фыркает.
- Вот и перед кем я только что распинался? Где, в том, что я втолковывал тебе минуту назад, было хоть что-нибудь о том, что я передумаю? Черт тебя возьми, завязывай со своей дерьмовой вежливостью, Каменаши, просто скажи мне, чего ты хочешь!

Каме делает глубокий вдох.
- Как я уже сказал, - повторяет он упрямо, - я пойму, если ты не сможешь, но… если сможешь… Да, приходи, пожалуйста. Я правда... не хочу снова оказаться в одиночестве в обнимку с бутылкой на полу своей кухни. Она… не для того предназначена.

- Вот так-то лучше! Тогда до вечера… И, Каме, - поспешно добавляет Джин до того, как тот отключится, - вы там… на концерте… оторвитесь от души! Покажите им, что КАТ-ТУН стоит того, чтобы его дождаться!

- Ох, лучше молчи, Аканиши! – прерывает его Каме, но Джин отчетливо слышит тихое растроганное хмыканье. – Так и быть, мы постараемся…

Продолжение следует.

@темы: Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Неизменные вещи, Мои фики

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Неизменные вещи - 2

Название: Неизменные вещи
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.

Часть 2

Как ни странно, о дне объявления Джин узнает от самого Каме.

Мейса на фотосессии до позднего вечера, а значит домашние дела сегодня на Джине.

Проснувшись четверть одиннадцатого, он ковыляет на кухню, по дороге подбирая с пола игрушки, карандаши, пижамные брючки, крошечные тапочки и другие последствия утреннего катаклизма под названием «сборы Теи в детский сад, когда Мейса сама торопится». Чья-то неосторожная нога растоптала синий мелок прямо возле ножки кресла, и Джин делает мысленную пометку о том, что нужно почистить ковер – потом, когда он окончательно проснется и почувствует себя готовым к подобным свершениям.

Разложив свои находки на кухонном столе «для последующей сортировки», Джин наливает себе чашку чуть теплого кофе, выходит на балкон, глубоко затягивается первой утренней сигаретой и, наконец-то, чувствует себя достаточно бодрым, чтобы залезть в телефон и посмотреть, что происходит в окружающем мире.

Ну и… «в мире» обнаруживается короткое сообщение от Каме: «Best Artist сегодня. Не вздумай прийти».

Больше месяца уже пролетело с того его незапланированного визита, и, надо сказать, это был довольно безумный месяц – с концертом в Шанхае, подготовкой DVD и новых официальных гудсов, обновлением дизайна сайта и прочим по мелочам. Так что несколько мгновений Джин просто пялится на сообщение – странно голое из-за нехарактерного для Каме отсутствия смайликов – раздумывая, с какого перепугу Каме вдруг извещает его об очередном выступлении КАТ-ТУН, и лишь благодаря последней фразе, наконец, понимает в чем дело, потому что каким бы рассеянным и забывчивым Джин ни был, вторая встреча с Каме за шесть чертовых лет запечатлелась в его памяти практически дословно.

И, может быть, именно потому, что это так, первая реакция Джина – возмущенное фырканье. Да что за нахер?! Каме, что, считает его ребенком, которому надо втолковывать все по тысяче раз, а то не запомнит? Приходить запрещается. Окей, Джин понял! Какого черта повторять это снова?

Но день продолжается, и постепенно Джина охватывает невнятное беспокойства, а простые домашние дела, которыми он занимается – оттереть пятно на ковре, загрузить посуду в посудомойку и вытащить чистое постельное белье из стиральной машины – не требуют сосредоточенности и ничуть не мешают ему ковыряться в логических прорехах этого, казалось бы, очевидно напрашивающегося объяснения.

И все же… почему Каме решил известить его самостоятельно? Разве не логичнее бы было надеяться, что Джин пропустит эту программу? Ну да, финальный выпуск Best Artist на Nippon TV – одно из главных музыкальных событий года, и, возможно, Джин посмотрел бы его, если не ради КАТ-ТУН, то ради других участников. Но Каме же не мог быть уверен в этом, так? Так. На самом деле, учитывая свою загруженность этой осенью, Джин не удосужился выяснить даже дату программы, не то что – состав выступающих.

Джин также вполне уверен, что ни разу не проговорился никому из общих знакомых (будь то Накамару, Пи, Рё или даже Такки, если на то пошло), что он все еще следит за появлениями КАТ-ТУН на ТВ. Ну, то есть, как следит… не до такой степени, чтобы регулярно смотреть эту дурацкую передачу, где они блуждают по джунглям и обжираются в местных забегаловках, или их сольные появления в качестве гостей или со-ведущих на всяких ток-шоу, но… скажем так… старается быть в курсе их музыкального развития, окей? Так что… Если Каме не слышал об этом от них, то он ведь не мог догадаться самостоятельно, правда?

Сложно сказать – учитывая, что это Каме. Джин знает его, возможно, лучше, чем кто бы то ни было, и все равно мыслительные цепочки, на которые способно сознание Каме, не раз и не два приводили его в полное замешательство. Если честно, Джин давно уже подозревает, что иногда Каме и сам не ведает, как именно пришел к тому или иному решению, и именно потому, то, как выглядят реальные действия Каме со стороны, и то, что Каме полагает, что делает, совсем не обязательно совпадает.

Так что предположим: что если подсознательно Каме хочет, чтобы Джин пришел? Разумеется, он не смог бы попросить Джина об этом напрямую, потому что он же намеревался держать дистанцию, до такой степени, что сам категорически запретил Джину приходить. То есть это значило бы – взять свои слова обратно и, в подобной ситуации, окончательно почувствовать себя жалким. Ну уж нет, гордость никогда не позволит Каме этого сделать.

С другой стороны, ему прекрасно известно, что если Джин посмотрит объявление об уходе Тагучи, то захочет прийти, и даже, скорее всего, придет. Потому что – когда это Джин обращал внимание на запреты Каме, если был стопроцентно уверено, что что-то следует сделать? А лишнее упоминание о запрете только подстегнет его дух противоречия, заставив действовать вопреки…

В этом случае, разумеется, Каме не мог бы допустить, чтобы Джин просто прозевал шоу, потому что, к примеру, заработался в студии и отключил телефон. И не стал бы рисковать, положившись на то, что вышеупомянутые знакомые так или иначе расскажут Джину о произошедшем, потому что это «так или иначе» может случиться гораздо позже, глубокой ночью или завтра на утро. Как результат – вот оно, его собственноручное сообщение, отправленное настолько рано, что Джин при всем желании не мог не получить его вовремя.

В теории все это, конечно, звучит вполне резонно и как раз достаточно хитровыебанно для логики Каме, с одним только «но» – все это может оказаться неправдой. И тогда, если Джин заявится к нему несмотря на запрет, Каме – и без того на нервах после злосчастного объявления – может прийти в такую ярость, что на хрен прервет даже тот смехотворный «контакт», который им удалось наладить…

В этом месте, мысли Джина делают разворот на сто восемьдесят градусов и отправляются на поиски других возможных объяснений – еще раз.

Ситуация немного улучшается после того, как он забирает Тею из садика, потому что его дочурка - не тот ребенок, рядом с которым можно позволить себе думать о посторонних вещах. Они играют, рисуют, смотрят мультики, обедают и снова играют. В результате, как, разумеется, и должно было произойти по закону подлости (хотя Джин заранее включил на телевизоре нужный канал), Тея умудряется пробраться на кухню и опрокинуть себе на голову полный стакан овощного сока, вынуждая Джина пропустить объявление от слова вообще.

Он возвращается из ванной с помытой и завернутой в махровое полотенце дочкой как раз вовремя, чтобы услышать, как голос Каме срывается на первых нотах «Dead or Alive». Замирает, не обращая внимания на трепыхания прижатого к груди свертка до того момента, как КАТ-ТУН – впервые без привычных победных улыбок – кланяются в финале песни… и только после этого относит Тею в кровать.

Пятьюдесятью минутами позже, когда дочь уже спит, а ее запачканные одежки отмокают в пятновыводителе, у Джина наконец появляется возможность залезть в интернет в поисках пропущенной части. Искать не долго, КАТ-ТУН лидирует в поисковых запросах, и шокированные пользователи без устали репостят отрывки Best Artist, перемежая их постами, желтыми от плачущих смайликов, но Джин в состоянии вчитываться.

Вместо этого он снова и снова прокручивает видео, каждый раз зависая на каких-то частных деталях: напряженных позах; лицах, кажущихся особенно серыми на фоне щегольских алых камзолов; голосе Тагучи, звенящем причудливой смесью вины и ликующего облегчения (связки Джина помнят этот сбивающийся звон); наклоне головы Уэды, выглядящего так, будто он хотел бы оказаться где угодно, но только не здесь; сжатых губах Накамару, то и дело искоса посматривающего в сторону Каме, и том, как микрофон в руке у Каме почти незаметно дрожит, пока он извиняется от лица всей группы…

Как всегда.

Сейчас, и когда прогнали Танаку, и… Джину тогда было не до выискивания пиратских видео, так что он не знает точно, но – скорее всего, и тогда, когда уходил сам Джин.

Невозможно даже представить, до какой степени Каме должен ненавидеть это – эту необходимость выходить перед публикой и извиняться, принимать на себя ответственность, давать обещания – каждый раз, когда кто-то снова уходит. Самый юный из них, чертов младшенький в группе, неужели они не могут хотя бы делать это по очереди, черт побери?!

Впрочем, Джин вряд ли тот, у кого есть право кого-то винить. А зная этого идиота... Он, скорее всего, вызывается сам…

Джин запускает повтор в шестой или седьмой раз, когда возвращается Мейса. Ей, наверное, доложили на работе: какая-нибудь «добрая душа» из числа сотрудников, решившая, что Мейсе непременно следует об этом знать, потому что она – жена Джина, а Джин – был когда-то в КАТ-ТУН. Плохие вести не стоят на месте... И, вероятно, она успела посмотреть какие-нибудь новости в перерыве между съемками, потому что с первого взгляда опознает застывший на экране его ноутбука кадр и приветствует Джина словами «Так ты уже знаешь…» вместо привычного «Я дома».

- Я едва не нарушила правила дорожного движения, стараясь вернуться быстрее, - продолжает Мейса, прежде чем Джин успевает хотя бы утвердительно кивнуть. – Думаю, ты еще успеешь на электричку. А лучше, возьми такси. Я бы дала тебе ключи от машины, но – мало ли что, а поутру надо будет отвезти Тею в садик.

***

За исключением света, автоматически зажегшегося в генкане, когда Джин открыл дверь, квартира Каме погружена во тьму и кажется безжизненной, и Джин впервые задумывается о том, что ее хозяин вполне мог отправиться в какое-то другое место – куда-нибудь в тихий бар, слишком дорогой для того, чтобы там ошивались фанаты КАТ-ТУН, или к родителям, искать утешение в запахах маминой еды и радостном тявканье своих собак…

И мимолетно – о том, могут ли его текущие действия оцениваться как «взлом с проникновением», если хозяин квартиры когда-то сам сказал ему код.

Или, скорее уж, «сталкинг», потому что Джин определенно чувствует себя навязчивым нежеланным воздыхателем, когда на цыпочках крадется по коридору в гостиную. Потому что – возможно, Каме просто заснул? Судя по тому, как он выглядел во время Best Artist, непохоже, что прошлой ночью он хоть недолго поспал. И если это так, то Джин буквально глянет одним глазком, просто убедится, что он расположился удобно (а не, к примеру, вырубился прямо сидя), и уйдет – так же тихо, так что Каме и не узнает, что Джин нарушил его указание.

Не обнаружив спящего тела на диване в гостиной, он находится уже на полпути к двери спальни, когда звяканье стекла и тихое: «Черт!», раздавшиеся где-то за спиной, заставляют его обернуться. Однако, гостиная по-прежнему пуста, а дверь на кухню в ее противоположной стене широко распахнута и не светлее, чем остальная квартира.

И тем не менее Каме обнаруживается именно там. Свернувшийся возле стены в обнимку с железной ножкой собственного барного стула. Пьяный в дупель. И для того (в данном случае – Джина), кто мог бы задаться вопросом: «Каким на хрен образом он умудрился довести себя до такого состояния за те несколько часов, что был дома после программы?!», объяснение валяется тут же – в виде бутылки виски, опустошенной настолько, что ничего даже не выплеснулось на пол, когда она упала. Что, вероятно, и было тем звяканьем, которое услышал Джин. Большой такой бутылки. Другой марки, не той, которую они пили в его прошлый приход.

- Ну и… - вздыхает Джин, - что ты делаешь здесь на полу? – Он присаживается на корточки рядом с Каме, и тот осоловело таращится на него, как будто совсем не удивленный или просто слишком пьяный, чтобы сообразить, что следует удивляться.

- Думаю… о всяком…

Джин хмыкает. О да, прекрасное объяснение!
- Это понятно… Но почему на полу?

Каме кивает в сторону барного стула:
- Слишком высокий… Можно упасть, если сильно напиться… Небезопасно, когда я один…

На языке у Джина вертится вопрос о том, что не так с чудесным низким диваном в гостиной… Но он не спрашивает. Зачем спрашивать, если он знает ответ? Кухня всегда была для Каме прибежищем, безопасным уголком, в который он уходил отсидеться, когда что-то сердило его или расстраивало… Вполне логично, что в такой день как сегодня, бедняга укрылся именно тут. Джину даже немного стыдно, что он вспомнил об этом только сейчас.

- Теперь, когда я здесь, - спрашивает он почти с нежностью, - почему бы нам не переместиться, например, на диван?

Каме мотает головой:
- Не хочу… Там слишком мягко… Я усну, а я не хочу спать… нельзя…

Похоже, что даже в способе, выбранном Каме, чтобы напиться, присутствует своя извращенная логика... Кто бы сомневался… Но не может же Джин так и оставить его валяться на кухне. Здесь узко и куча острых углов и других потенциальных опасностей, будь то стекло, ножи или сенсорная варочная панель. Присмотр за гиперактивным чадом научил Джина на глаз определять безопасность того или иного помещения. А Каме сейчас так пьян, что ничем не лучше ребенка.

- Пойдем, - уговаривает Джин, пытаясь осторожно извлечь Каме из угла между стеной и барным стулом – куда он забился. – Не волнуйся, я не дам тебе уснуть… э-э… то есть, если ты не хочешь! – поспешно добавляет он, потому что первоначальная формулировка выходит уж очень двусмысленной… во всяком случае, с точки зрения самого Джина.

Каме, к счастью, не в том состоянии, чтобы замечать смысловые нюансы, а иначе…

- Не дашь?

… он не смотрел бы на Джина с такой искренней надеждой, что у того сжимается сердце.

Нелегко и не сразу, после нескольких фальстартов, но ему удается, наконец, привести Каме в более-менее вертикальное положение, пусть даже тот не столько стоит, сколько висит, покачиваясь, накрепко вцепившись в Джина и дверной косяк.

- Если не дашь, то все в порядке…

- И что случилось с тем Каме-чаном, которого я знал? Тем, что клеился к кому ни попадя после пары бутылок пива и погружался в мертвецкий сон на середине третьей? – Это, скорее, размышление вслух, чем вопрос. Попытка поддержать вербальный контакт, пока Джин покрепче перехватывает Каме за талию и начинает медленное продвижение в гостиную. Он даже и не ожидает ответа, но…

- Действительно… что случилось… - также задумчиво выговаривает Каме и короткий смешок, который за этим следует, звучит невесело и тускло. – Может быть, он просто повзрослел…

«То есть, ты считаешь, что напиваться в дрезину на кухонном полу – очень взрослое поведение?» И это еще один вопрос, который Джин не задает. Просто доводит его до дивана и усаживает там – вялого и поникшего, как тряпичную куклу.

- Принести тебе кофе?

Каме медленно и с усилием мотает головой.

- Воды?

- Если я выпью хоть что-нибудь сейчас – меня стошнит.

- Что, может быть, и к лучшему… – Все-таки это была литровая бутылка, там, на кухне, и, хотя Джин не знает, насколько полной она была изначально, очевидно, что Каме выпил немало. А он всегда плохо переносил алкоголь. – Может, тебе стоит пойти в ванную и… того… вымыть все лишнее.

Еще одно почти незаметное мотание головой.

- В противном случае поутру тебя ждет кошмарное похмелье… И, - продолжает Джин, повинуясь неожиданно всплывшему воспоминанию из тех давних времен, когда они жили вместе, - не ровен час, твой желудок разболится…

Каме улыбается – мягко, пьяненько и устало.
- Спасибо… что заботишься, но… дело в том, что я… протрезвею тогда… ну… в какой-то степени. А я… не хочу. Можешь просто, - он похлопывает по дивану рядом с собой, - посидеть со мной немного?

Джин смотрит на диван – низкое глубокое сиденье и модную невысокую спинку, совершенно не приспособленную для того, чтобы толком на нее откинуться – и на неловко кренящегося на самом краешке Каме… и принимает решение. Каме… может не оценить его позже, когда и правда протрезвеет, но вряд ли в состоянии сейчас сопротивляться всерьез.

- Хочешь, чтобы я составил тебе компанию, давай хотя бы сделаем это как следует, - Джин перекладывает подушки к подлокотнику, присаживается бочком, а затем, взяв Каме за плечи, тянет его на себя, пока тот не оказывается полусидящим-полулежащим на груди у Джина, и, в заключение, подсовывает самую маленькую подушку ему под голову. – Закинь ноги на диван и устройся по-человечески.

- Прекрати, Джин… не стоит… - Каме вяло барахтается, пытаясь то ли скатиться с Джина, то ли подняться, но Джин держит крепко.

- Расслабься. Мы можем легко прикинуться, что этого никогда не происходило – потом. А пока… просто согласись, что так гораздо удобнее.

Он слышит возмущенное фырканье – Каме демонстрирует свое искреннее негодование тем, что Джин… гм… кантует его подобным образом. Но Джин рассчитывает на то, что рано или поздно усталость и алкоголь должны победить, и - когда тело у него на груди неуловимо тяжелеет и голова Каме падает на подушку, - понимает, что так и произошло.

Он выжидает еще пару секунд, чтобы убедиться, что Каме не передумает, а потом закидывает и свои ноги на край, сдвигая Каме чуть дальше к спинке, и удовлетворенно вздыхает.

Минут пять они просто лежат так – не разговаривая, не двигаясь, и Джин уже начинает подозревать, что Каме уснул, что, вероятно, было бы самым разумным завершением сегодняшнего вечера… и чем-то, чего Джин обещал ему не допустить. Какие бы загадочные причины не заставляли Каме отказываться от сна…

- Эй… Эй, Каме? – окликает Джин еле слышно, чтобы не разбудить его, если он и правда погрузился в дрему. Но подушка у Джина на плече немного сдвигается, еле заметный поворот головы Каме показывает, что он слушает, и Джин продолжает. – Я, конечно, пообещал, но… почему ты не хочешь спать?

Тело рядом с ним беспокойно ворочается – лежачая версия хорошо знакомого нервного ерзанья, и Джин осторожно придерживает его ладонями – чуть ниже талии Каме, но чуть выше остро выступающих тазовых косточек – не столько для того, чтобы физически удержать того на месте, сколько, чтобы помочь ему успокоиться. Осторожно и очень, очень легко, почти не дотрагиваясь, потому что на трезвого Каме подобная фамильярность, наверняка, подействовала бы как красная тряпка на быка. Пьяный – к счастью, не выказывает негативной реакции и даже действительно немного расслабляется под его касанием.

- Я… хочу спать, - наконец откликается он с усталым вздохом. – На самом деле… я уже несколько недель толком не сплю. Но, если сплю… то вижу эти сны…

- Какие?

- Про «что если»… - произносит Каме так тихо, что Джин не уверен, правильно ли он расслышал.

- «Что, если» - что?

Каме молчит. Долго. Настолько, что Джин приходит к выводу, что он вообще не собирается отвечать, и удивляется, когда спустя какое-то время Каме все-таки начинает.

- Они сказали… что не распустят КАТ-ТУН, ты слышал?.. Обсудят ситуацию с оставшимися членами. И - да, разумеется… мы все хотим остаться КАТ-ТУН… - Каме усмехается, как будто над старой и не очень смешной шуткой.

- Вот только я не могу перестать думать… о том, что нас осталось всего трое, и еще через пару лет… Я даже не говорю, что кто-то решит уйти – по собственной воле, но… - Каме на секунду замолкает, как будто у него перехватывает горло. - Всякое бывает, Джин… Кто-то может получить травму, заболеть. Такие вещи происходят с тысячами людей каждый день – без всякого предупреждения… стоит только почитать статистику. И вспомни, что случилось с Цубасой!

Тяжелый дрожащий вдох, и он продолжает – тише, но с неменьшим отчаянием:
- Если кто-то из нас уйдет – не важно по какой причине. Это всё, finita… Вот такие «что, если» мне снятся. Сценарии мира, в котором не будет КАТ-ТУН… Не так уж страшно, правда? – Каме снова усмехается. – Даже кошмарами не назовешь…

- Не говори глупостей, Каме, - мягко перебивает Джин. - Почему с кем-то из вас должно что-то случиться? И если даже, упаси боже, что-то произойдет… Исчезновение КАТ-ТУН – это грустно, но… не конец света, знаешь? Ты сможешь легко продолжить выступать соло. И я уверен, Уэда и Накамару тоже это потянут.

Каме по-прежнему всматривается куда-то в потолок, но его ладонь находит руку Джина, сплетается с ней пальцами и потом постепенно утягивает ее наверх, на живот, чуть выше солнечного сплетения. Джин чувствует, как мышцы Каме напрягаются и опадают в такт его дыханию.

- Ты правда не понимаешь этого, да? – спрашивает Каме, и в его голосе не слышится гнева, только горькая усмешка. – В прошлый раз ты столько рассуждал о том, что решение об уходе – нелегкий выбор… Мне ведь тоже предлагали стать сольным артистом, знаешь?.. Не единожды… Но все, чего я когда-либо хотел, это – остаться в группе. И… если мне придется выступать соло, потому что эта группа постепенно испаряется вокруг меня, будет ли это мой выбор?

Он мотает головой, будто отвечая на собственный вопрос, и продолжает:
- Снова и снова, и снова… я выходил перед фанатами, умоляя их поверить в нас и обещая, что этот раз будет последним… И вот… Это и правда последний раз. Другого не будет. А я не могу им ничего пообещать… Все, что я чувствую, это усталость… Знаешь, как утомляет, когда приходится доказывать, что вы все еще та же группа, даже за вычетом одного, двух, а теперь вот и трех участников? Снова и снова, без единого перерыва, когда мы могли бы расслабиться и просто, знаешь, получать удовольствие?

Его ногти вонзаются глубже в ладонь Джина, как будто она – это все, за что Каме может ухватиться, чтобы удержаться над некой глубокой, глубокой бездной.
- Правда в том, что я боюсь, Джин… Я боюсь, что они решат распустить КАТ-ТУН, и я боюсь, что они решат сохранить его. Потому что это будет означать, что нам снова придется рвать жилы, а я не уверен, что во мне осталось, что рвать… Я так устал, что больше ничего не хочу…

Каме, каким его когда-то знал Джин, мог быть разным… Категоричным, но понимающим; параноидально скрытным в одном и болезненно откровенным в другом; безукоризненно обходительным, но способным сцепиться из-за чертовых условий контракта с Джонни или даже со Старушенцией лично; слишком взрослым и искушенным для своего возраста и – через секунду – наивным и доверчивым, как ребенок. Противоречивым до чертиков и часто раздражающим…

Но Каме, которого когда-то знал Джин, было неведомо слово «невозможно». Спортивное ли прошлое тому виной, но Каме, которого когда-то знал Джин, закусывал губу и пер вперед, не взирая ни на какие обстоятельства, включая собственное состояние – психологическое или физическое. И – где примером, где – тычком, заставлял и других «рвать жилы» наравне с собой.

Поэтому видеть его сейчас настолько павшим духом и потерянным – что-то вроде локального апокалипсиса. А сознавать, что и он, Джин, внес свою лепту, что он тоже – одна из причин этого отчаяния, безысходности и вселенской усталости, это… Да какое право Джин вообще имеет находиться здесь, рядом с ним, не говоря уже о том, чтобы пытаться заново войти в его жизнь?!

Какое-то время Джин настолько поглощен собственными не очень-то приятными мыслями, что даже не замечает первые признаки, и это совершенно не делает ему чести, учитывая сколько раз он наблюдал их когда-то в прошлом. Ни то, как Каме непрерывно, хоть и по возможности незаметно, меняет положение, словно никак не может найти удобного, ни его сбивающиеся, неровные выдохи. Если честно, Джин наконец понимает, что что-то не так, только когда Каме, не выдержав, резко разворачивается на бок, и с тихим «Черт!», больше похожим на наполовину проглоченное хныканье, вжимает их сплетенные пальцы, куда-то глубоко себе под ребра.

Все благородные и крайне несвоевременные мысли о правомочности своего присутствия здесь разом вылетают у Джина из головы. Он приподнимается, настолько поспешно, насколько это возможно, чтобы не потревожить Каме, и осторожно подтыкает подушки, чтобы тот мог лежать самостоятельно.

- Что случилось? Желудок болит? Ты как?

Дождавшись, когда на секунду отпустит, Каме тихо фыркает:
- Как, как… Как ты сам и предсказывал… Не волнуйся, пройдет.

- Господи, Каме! Шесть лет, шесть гребанных лет, а ты все еще не дошел до врача?! – беспокойство Джина находит выход в кажущемся раздражении, но его рука неосознанно заботливо, едва касаясь, скользит от влажных кончиков волос Каме вниз по его спине, полностью противореча резкости тона.

- Не тупи, Джин. Разумеется, я консультировался… консультируюсь, периодически. Но, знаешь, как лечатся все и всяческие гастриты и им подобное? «Питайтесь регулярно небольшими порциями, не переедайте, не перепивайте, не пропускайте приемы пищи. Избегайте того, что провоцирует приступы, и, разумеется, стрессов», - по памяти цитирует Каме. – Представил, насколько это вообще возможно при нашей работе?

Он замирает, пережидая очередной спазм, а потом продолжает:
- На самом деле, это случается не так часто. И не всегда так сильно. Я стараюсь соблюдать осторожность…

- Угу… – саркастически тянет Джин, легкими движениями поглаживая спину Каме – от лопаток до копчика, как обычно делал в таких же ситуациях, когда оба они были моложе. – Например, соглашаясь участвовать в программах, цель которых затащить вас в дюжину раменных в течение часа.

- Но рамен, правда, был вкусный… - по голосу Каме Джин догадывается, что тот улыбается, несмотря на боль. – Ну точнее… первые две, две с половиной порции. После этого я уже был не в состоянии сосредоточиваться на вкусе… Однажды даже не дотерпел до конца поездки, пришлось принять таблетку между третьей и четвертой остановками. И вторую – по дороге домой.

- А! – оживляется Джин. – Так у тебя есть таблетки от этого!

- Ну… Да, - подтверждает Каме с усталым вздохом, - пузырек болтается где-то в прикроватном столике… и несколько штук в сумке, на всякий случай… Не могу же я появиться на экранах согнутым в три погибели… Не помню, где бросил сумку, и не хочу вставать и искать… Само пройдет постепенно…

- Я принесу, - обрывает его Джин, аккуратно выпрастывая свою «пойманную» руку. – Ты подожди, я быстро…

Он ощущает себя крайне довольным собой, когда возвращается от силы полминуты спустя с таблеткой и стаканом воды, чтобы ее запить. Все-таки Каме – человек привычки… Что в некоторых случаях может оказаться полезным.

Каме приподнимается, чтобы принять таблетку.

- И правда быстро, - с благодарностью замечает он, прежде чем отправить ее в рот, и Джин улыбается до ушей.

- Ты стараешься поддерживать поверхность столика в чистоте и порядке, но, на самом деле просто сбрасываешь все лишнее внутрь. В этот бардак я даже не рискнул соваться... С другой стороны, есть всего три места, где ты обычно бросаешь сумку – в генкане, когда разуваешься, на кухне, если по дороге купил что-то съестное, или вот тут, рядом с диваном, когда приносишь домой сценарии для заучивания. На этот раз – победила кухня, – любезно уточняет он. – Полагаю, ты купил бутылку по пути домой. И… ты по-прежнему держишь таблетки в очечнике, чтобы можно было легко найти и достать их, притворившись, что ты просто решил поиграться с очками. Только раньше ты обычно прятал там аспиринки, - усмехается он, - на случай, если я будут мучиться от похмелья.

Каме смотрит на него долгим, непроницаемым взглядом, все еще прижимая рукой живот.

- Ты, оказывается, так много всего обо мне помнишь…

- Да уж, - признается Джин. – Некоторые вещи не меняются.

Каме кивает, облизывает губы, как будто хочет что-то сказать, потом снова кивает:
- А некоторые – еще как…

Он разворачивается и тянет подушки, равномерно распределяя их вдоль ручки дивана, а затем постепенно и осторожно укладывается обратно, по-прежнему лицом к спинке.

- Возможно, я пожалею об этом наутро… - с сомнением начинает он, почти уткнувшись в обивку, - но… ты не мог бы остаться со мной еще хотя бы на полчаса, пока таблетка подействует?

- Конечно, - Джин придвигается ближе. – Хочешь, чтобы я помассировал спину?

Каме мотает головой.
– Черт побери, завязывай с инициативами, Джин. Просто заткнись и ложись уже. Мне легче, когда я могу на тебя опереться… И теплее – я что-то замерз.

Джин хмыкает. Каме, переходящий на резкие отрывистые команды, когда, на самом деле, он до смерти смущен, - это тоже до боли знакомая картина. Притаись кто поблизости в их первую совместную ночь, вероятно решил бы, что там, за дверью, практикуют БДСМ. В то время как в реальности Джин помнит дрожащие пальцы Каме… Дрожащие пальцы и нежные торопливые губы… Совсем небезопасные воспоминания – здесь и сейчас.

Джин наклоняется за пледом, сложенным у дальнего конца дивана, и ложится, вплотную придвигаясь к напряженной спине Каме и накрывая их обоих теплой мохнатой тканью. Просовывает свою ладонь ему под руку и обнимает за талию - сам, чтобы не вынуждать Каме просить и об этом, и убеждается, что не ошибся, когда пальцы Каме буквально немедленно хватаются за нее и тянут туда, где сильнее всего болит. Даже чувствует себя растроганным тем, как прижимающаяся к нему спина едва ощутимо расслабляется.

- Знаешь… – произносит Джин примерно десятью минутами позже, когда дыхание Каме немного выравнивается, а значит таблетка начинает действовать. – Относительно того, о чем ты говорил перед этим… Прежний я, наверное, сказал бы что-нибудь вроде: «Любому артисту приходится доказывать что-то каждой новой работой», или какую-нибудь другую банальную хрень… Но я – не хочу. Если ты, действительно, все это чувствуешь… Если не готов решать сейчас… Не решай. Возьмите паузу, дайте себе время. Уйдите в хиатус.

- Чокнулся?! – Каме едва не подпрыгивает в сидячее положение, но крякает и снова сворачивается клубочком. – Как ты можешь даже предлагать это, после того, как сам там побывал? И много хорошего это тебе принесло?

Джин улыбается, реакцию Каме было так легко предсказать.

- Мой хиатус… был вынужденным, полным и крайне несвоевременным, - объясняет он совершенно спокойно. – Но даже при этом, после того как я перестал упиваться жалостью к самому себе, он дал мне время… подумать. Знаешь, впервые за годы – остановиться, оглянуться на себя и на то, что происходит в моей жизни… как человека, как артиста… и подумать о том, чем бы я хотел заниматься, и что нужно сделать, чтобы этого достичь.

Джин замолкает, но Каме лежит тихо и, похоже, внимательно слушает, как будто бы что-то в том, что рассказывал Джин, тронуло его за живое.

- Но наши фанаты… Они не забудут нас просто, как дурной сон, если мы вот так исчезнем? – спрашивает он спустя какое-то время, когда пауза затягивается, и в его голосе больше не слышно агрессивного отрицания, он звучит… задумчиво.

- М-м… меня же не забыли? А если кто забыл, то потом появились новые… Кроме того, - вслух размышляет Джин, - я – сольный исполнитель, поэтому для меня хиатус был именно – полным исчезновением. Но для вас – не обязательно. Если объявите, что в хиатус уходит КАТ-ТУН, это будет означать – никакой работы у группы, но Каменаши, Накамару и Уэда вполне могут делать что-то поодиночке… А поскольку вы не нарушители, а жертвы они даже могут позволить вам высказать свои условия. Ты всегда был в этом неплох, вот и выторгуй у них кучу хороших проектов для себя и этих двоих… О, и кстати… - Джин усмехается неожиданно пришедшей мысли и продолжает с улыбкой, - это даже можно рассматривать как полезный опыт! Тогда потом, когда вы снова соберетесь вместе, чтобы возродить КАТ-ТУН, это действительно будет вашим собственным выбором, а не… решением, принятым в пылу момента, под давлением или… потому что никто из вас не пробовал ничего лучшего…

Он заканчивает, и воцаряется тишина. Но не натянутое молчание. Каме думает. Джин почти видит, как шестеренки у него в голове проворачиваются, спотыкаются о какой-нибудь пока не отвеченный вопрос и раскручиваются снова.

- И все-таки это очень серьезный шаг… - бормочет Каме чуть позже, и Джин опять улыбается.

- Боги, Каме… Я же не советую тебе это. Я вообще не уверен, что имею право что-то тебе советовать. Я просто хочу, чтобы ты… помнил, что всегда есть другой выход, прежде чем силой заставишь себя сделать что-то… что пугает тебя сейчас.

Он слышит, как Каме глухо сглатывает, и его рука сжимается вокруг руки Джина. И Джин практически уверен, что дело не в физической боли.

Когда спустя какое-то время Каме заговаривает вновь, его голос звучит мягко и мечтательно, напоминая Джину о ночных беседах, в которые они порой пускались, когда были совсем юными.

- Так ведь и создаются группы, да? По-настоящему, где-нибудь других странах?.. Люди встречаются и решают выступать вместе… потому что друзья или просто, потому что у них общие музыкальные вкусы и им любопытно поиграть друг с другом?.. Нам никогда не предоставляли этого выбора, правда?

- Так и есть… - соглашается Джин. – Просто собрали нас вместе, даже не заботясь о том, совместимы ли мы вообще – по-человечески и как исполнители… И кинули перед зрителями, как щенят в воду – плывите, если хотите выжить…

Каме кивает.
- Да… Какое-то время, - добавляет он с ностальгией, - мы плыли неплохо…

А потом оборачивается, насколько может, чтобы искоса посмотреть на Джина.
- Боль почти прошла. Тебе, наверное, пора идти… к жене и дочери. Да?

- Ну, - начинает Джин, совершенно захваченный врасплох такой неожиданной сменой темы, - на самом деле, Мейса и я…

И, видимо, это не очень удачное начало, потому что настроение резко меняется, Каме отстраняется, практически вжимаясь в спинку дивана, и отпускает руку Джина с такой быстротой, как будто та внезапно превратилась в горячие угли.

- Боги, Джин! – цедит он сквозь зубы. – Неужели так трудно ответить просто «да» или «нет»? Я не нуждаюсь в том, чтобы выслуши…

- Нет! – поспешно перебивает Джин. – Нет, мне не нужно возвращаться домой. Нужно будет… позже, в районе полудня, чтобы вовремя забрать Тею из садика… но еще не сейчас. Так что… - продолжает он, отыскивая сбежавшую руку Каме и возвращая ее в прежнее положение, так что тому не остается ничего другого, кроме как откинуться обратно на Джина, - расслабься и постарайся поспать. Ни о чем не думай. Я прогоню твои «что, если», если они надумают сунуться.

Каме не подчиняется мгновенно. Но и не сопротивляется. Просто какое-то время напряженно и неподвижно лежит рядом с Джином, уставившись в обивку, и только спустя несколько минут и такое ощущение, что усилием воли, не заставляет себя глубоко вздохнуть и расслабиться.

- Хорошо, я попытаюсь. Поспать… и ни о чем не думать, хоть это и не просто…

Следующую свою фразу Джин крутит в голове то так, то сяк, размышляя, уместно ли сейчас заговаривать об этом, и в итоге – выжидает до того момента, когда тело Каме плотнее приваливается к его собственному, тяжелея от подступающего сна.
- Но нам надо будет поговорить с тобой… как-нибудь. Обо всех этих вещах. Если мы собираемся…

- Да знаю я, - сонно бормочет Каме. – Поговорим… Просто дай мне немного времени. Разобраться со всей этой катавасией с КАТ-ТУН и… примириться с самим собой. И, Джин, когда я проснусь… я буду мучиться от похмелья и от стыда, за то, как вел себя ночью… не смогу смотреть тебе в глаза, а от этого начну злиться, и в итоге… могу наговорить тебе всякого… чего совсем не хочу говорить, так что… лучше уйди до того, как я проснусь. Пожалуйста…

Продолжение следует.

@темы: Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Неизменные вещи, Мои фики

---

Неизменные вещи - 1

Давно не брал я в руки шашек... Но это совсем не дело, поэтому осенью я все же запинала себя на участие в англоязычном Акаме эксчейндже. Результат можно почитать на английском вот тут: Some things that change, and the others that don't. Это если кому очень не терпится))) Потому что я его уже перевела и теперь буду выкладывать тут по мере вычитки. Ну и... вот собственно первая часть.
Но предупреждаю - это о хиатусе и предшествующих ему событиях, так что довольно долго будет довольно больно(((

Название: Неизменные вещи
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.

Часть 1

У Накамару снова изменился номер, и Джин раздумывает, считать ли это чем-то «новым» или, напротив, одной из давно привычных черт, делающих Накамару одновременно милым и утомительным. Сколько Джин его помнит, Накамару всегда менял номера регулярно, примерно раз в каждые полтора-два года, а потом дотошно рассылал вежливые уведомления – двигаясь по мере насущности, поэтому Джин совсем не удивлен, что еще не получил своего. Со слов самого Накамару, в зависимости от занятости процесс иногда затягивается на месяц и больше. И Джин никогда не мог сказать с уверенностью, действительно ли тот делает это из соображений безопасности и чтобы почистить список контактов, или это такой хитроумный способ напомнить нерадивым респондентам о собственном существовании. Джин, во всяком случае, воспринимает уведомление, как повод перезвонить.

Что уж точно не изменилось, причем ни капельки, так это манера Накамару указывать другим, что им делать и как жить. Вот и в этот раз, Джин едва успевает опознать его по голосу, а Накамару уже распоряжается:
- Ты должен позвонить Каме!

- Это еще зачем?

- Потому что, может быть, он ответит тебе! – В голосе Накамару слышатся стресс и раздражение, но, с другой стороны, это же Накамару, и ему свойственно испытывать стресс от каждой наимельчайшей мелочи, не вписывающейся в его собственный воображаемый порядок вещей, так что – это еще не повод, чтобы начинать волноваться с ним за компанию.

- Ну вообще-то мы с ним не общались…

- С того концерта Бруно Марса, да знаю я! – нетерпеливо прерывает Накамару, и… это не совсем чтобы правда… Может быть, это и трудно назвать «общением», но Джин и Каме созваниваются периодически. Дважды в год. Даже если звонки Джина – всего лишь невнятное «Э-э… С днем рождения, желаю всего наилучшего!», на которое после долгой паузы доносится спокойное «Спасибо», а звонки Каме – продуманные поздравительные спичи, так и наводящие на мысли, что Каме набрасывает их заранее, а потом репетирует перед зеркалом, добиваясь наиболее искреннего звучания. «Как поживают твои родители?», и «Дочка, наверное, выросла», и «Как дела на музыкальном фронте?» - такая фигня… Вежливая и взрослая манера общения, к которой Каме теперь стремится…

И все равно это трогательно - по-своему…

А вот то, что Накамару оказывается не в курсе – уже любопытно. Потому что уж с Накамару-то Каме общается плотно и не всегда по работе, и на каком-то этапе они определенно должны были говорить о Джине, тут уж к гадалке не ходи. Потому что иначе… ну, к примеру, Накамару не додумался бы обратиться к Джину с подобной просьбой?
И раз уж Каме по какой-то причине решил промолчать о том, что беседовал с Джином не далее, чем три месяца назад, то кто такой Джин, чтобы исправлять это упущение?

- Именно. Так с какого перепугу мне надо звонить?

- Потому что мне он не отвечает, а Уэда не станет, даже если бы я…

- Так пнул бы Пи, - перебивает Джин. - Они вроде поддерживают контакт.

Но, вот кстати… Томо тоже ни разу не упоминал, что ему известно о зародившейся с того самого концерта Бруно Марса их традиции поздравлять друг друга… И с чего мы храним это в таком секрете? Джин делает глубокую затяжку, чтобы замаскировать довольное хмыканье.

- Да я пытался, но его менеджер сказал, что он на съемках, а телефон самого Ямашиты отключен.

- Гм-м… тогда, может, Тагучи? Каме всегда относился к этому балбесу с непонятной благосклонностью… - Ну во всяком случае, на месте Накамару Джин уж точно сначала попросил бы дозвониться до Каме Тагучи, а не, прости господи, Уэду или… вот именно, Джина.

В трубке повисает молчание. Полное и внезапное. Очень недоброе молчание, особенно если учесть, что его собеседник способен протараторить тысячу слов в минуту, да собственно и делал это лишь несколько секунд назад…

Джин непроизвольно ежится и растирает ладонями голые руки, как будто в духоте студии его пробирает внезапный озноб.

- Что-то случилось, да? - Вопрос вырывается неосознанно. И да, возможно, Джин просто надумывает, и правда, тоже скажешь – озноб…

Вот только, речь-то ведь идет о КАТ-ТУН, правда? Той группе, где все время что-то происходит. И если уж что и происходит… то чаще всего – что-нибудь дерьмовое… И куда, черт побери, он кинул свою теплую ветровку?

Накамару на другом конце линии откликается усталым вздохом.

- Он сам тебе все расскажет. Если ответит. Ну и, разумеется, если ты позвонишь.

***

Когда на третьем гудке Каме снимает трубку, в его голосе тоже слышна усталость. Усталость и стресс.
- Что тебе надо?

О-о… Вот уж и правда вопрос, на который Джин бы мог дать несколько весьма различных ответов… Но сейчас, похоже, не время, поэтому он ограничивается простейшим и самым насущным.
- Я перед твоим домом, но похоже на парадной сменился код.

Продолжительная пауза. Джин буквально представляет, как Каме пялится на экран своего мобильного с таким выражением, словно никак не ожидал от него такого внезапного и ошеломительного предательства, неосознанно потирает плечо, раздумывает… и, когда Джин прислушивается, ему, действительно, удается уловить тихое причмокивание, как будто кто-то облизнул губы.

- Одну секунду. Он должен быть у меня в бумажнике.

Он слышит отдаленное шуршание, шаги, видимо, Каме встает с дивана и направляется на поиски сумки.

- Месяц всего как сменили, и я ж обычно на машине через подземную парковку, так что… и сам не выучил… - оправдывается Каме, хотя за что тут собственно извиняться. Снова шаги, что-то падает, Каме тихонько матерится не в трубку.

- Ага, вот он. Пять-два-ноль-два-один… Но... э-э… Почему ты не позвонил в домофон? А я бы открыл?

- Да я вообще-то собирался, - признается Джин, нажимая на кнопки и дергая за ручку, когда слышит гудение, - но я, оказывается, не помню номера твоей квартиры, только визуально... Не хотел по ошибке перебудить соседей.

Тихий смешок.
- Очень типично… Ну давай, поднимайся, - и короткие гудки.

***

А вот на замке в квартиру Каме код изменился навряд ли.

С самого первого раза, как познакомился с электронным замком, и на протяжении целой череды постепенно улучшавшихся квартир, он всегда выставлял одно и то же. «Ноль-два-двадцать три», комбинацию, которую несложно угадать любому, кто хоть немного знает о Каме. Селится в закрытых кондоминиумах с современнейшей системой охраны, ревностно скрывает свой адрес ото всех, кроме членов семьи и самых близких друзей, но даже не задумывается о том, чтобы сменить код. В этом весь Каме – противоречивая натура…

Остановившись перед дверью, Джин размышляет – считается ли он по-прежнему одним из «близких» и ожидает ли Каме, что Джин войдет сам (как он, не задумываясь, поступил бы в прошлом) или позвонит в звонок?

Все-таки открыв дверь и оказавшись в генкане, Джин снова замирает, теперь уже от сильнейшего, почти до головокружения, приступа ностальгии. Потому что тут ничего не изменилось… Точнее, ну как сказать… Аккуратно, как по линеечке выровненная под вешалкой обувь, разумеется, новая, и на комоде прибавилось сувениров… Но ему знакома эта подставка для зонтиков и эта витрина с бейсбольными и реликвиями Каме, и даже то, как Каме сидит на диване в гостиной – свернувшись калачиком и обхватив руками колени – навевает столько воспоминаний, в которые Джину, вероятно, не следует погружаться сейчас.

Поэтому он сосредотачивается на том, чего перемены коснулись: новом диване, новой, более короткой стрижке у Каме, новой выпивке – дорогущем виски вместо вина и пива, которыми они порою злоупотребляли в прошлом, узких слаксах и белой рубашке навыпуск – вместо застиранной футболки и вытянувшихся на коленях штанов.

Последнее, впрочем, может означать, что Каме не удосужился переодеться и так и сидит здесь с тех самых пор, как пришел…

Джин проходит в гостиную, и Каме поднимает голову, встречаясь с ним взглядом – на секунду, не дольше. Приглашающе похлопывает по дивану рядом с собой и возвращается к изучению содержимого собственного стакана еще до того, как Джин присаживается на светло-кремовую велюровую обивку – не слишком близко, но и не слишком далеко – на расстоянии едва достаточном, чтобы между ними мог поместиться еще один человек, правда, если он не толще, чем Накамару. Каме тоже перемещается на край дивана, спуская ноги на пол, но, вопреки опасениям Джина, слава богу, хотя бы не отодвигается.

- Хочешь выпить?

На столе, рядом с бутылкой, еще один чистый стакан, и Джин не возьмется угадать, прихватил ли Каме его по дороге назад машинально, может быть, под действием той же ностальгии, что все еще никак не отпускает самого Джина, или просто – старается быть хорошим хозяином даже для незваного гостя. Как бы оно ни было, Джин послушно наливает себе пару глотков.

- По какому поводу пожаловал? – Формулировка вопроса представляет собой почти невозможную смесь внешней вежливости и намеренной грубости, на которую способен только Каме – под особо хреновое настроение. Когда-то Джина не на шутку раздражало, если Каме начинал обращаться к нему в подобном тоне, но сейчас он находит его почти умилительным. Это лишь защитная тактика – и еще один прокол в наигранном безразличии. Если бы Каме на самом деле настолько не хотел видеть Джина, то мог бы задать этот вопрос по телефону, а не бросаться разыскивать код.

- Накамару, - коротко сообщает Джин.

Каме слегка кивает, как будто подтверждая, что, да, это достаточный повод.

- Рассказал тебе, что произошло?

- Да не то чтобы. Я только уловил, что это имеет какое-то отношение к Тагучи, - вздыхает Джин, - и что это что-то серьезное – раз уж он даже меня вызвонил. Разосрались с ним вусмерть что ли?

- Он увольняется.

- Хотя разосраться с Тагучи – это еще суметь надо… - продолжает размышлять Джин, пока брошенное как будто вскользь объяснение Каме не доходит до его сознания. – Ч-что? Постой… Увольняется? В смысле, уходит? Тагучи?.. Не может быть!

Он таращится на Каме в абсолютном шоке, почти готовый к тому, что тот вот-вот рассмеется над тем, как удачно сумел его надурить. Но Каме выглядит совсем не весело – и очень, очень устало. Сидит, прикусив губу и вглядываясь в стакан так пристально, как будто все тайны вселенной сокрыты в оставшихся на донышке полутора глотках виски.

- Не может. Но есть, - подтверждает он ровным, ничего не выражающим тоном. – Никто еще не знает об этом за пределами агентства, так что – не вздумай разболтать.

«Когда это я хоть что-то разбалтывал?» - наверное, должен бы сказать Джин. Но, если честно, у него просто голова идет кругом.

Это и правда дерьмовая новость. Как раз из тех дерьмовых вещей, которые почему-то всегда происходят с КАТ-ТУН…

- И что он натворил? Опять зафрайдили с этой… как там ее? Ну с этой чикой, с которой он уже годами крутит?.. Да нет, из-за этого бы не уволили, если только… Он что, женился на ней, никому не сказав, а Старушенция прознала и решила указать ему на дверь?

- А ты часом не путаешь Тагучи с собой?! – взрывается Каме. – Или, может, я сказал хоть слово о том, что его хотят уволить? - Он делает глубокий вдох, ставит свой стакан на стол и возвращается к прежнему старательно ровному тону. – Он покидает нас по собственному, мать его, желанию. Что-то о том, что ему уже тридцать и он хочет жить своей жизнью и делать то, что ему нравится… Последние полтора месяца мы все пытались отговорить его от этой идеи.

- Дай угадаю… Накамару вопил, Уэда дулся, а Тагучи в слезах пытался втолковать вам, из-за чего решился на этот шаг? Так? В итоге он так и не сдался, а ты прячешься от Накамару, потому что он хочет, чтобы ты попытался переубедить Тагучи еще раз, в то время как ты… не уверен, что имеешь право просить его остаться? Или я ошибаюсь?

Рука Каме, мирно лежавшая на колене, сжимается, вонзаясь ногтями в плотную материю слаксов.
- А тебе не кажется, что ты потерял свое право даже предполагать, что тебе известно хоть что-то о том, почему я… да нет, почему кто-либо из КАТ-ТУН поступает тем или иным образом, шесть лет назад?

«Да вот только некоторые вещи не меняются», - хочется сказать Джину, но он удерживается. Раздражение Каме – лучшее доказательство того, что в своих предположениях Джин попал более-менее в точку, поэтому…

- Допустим, - дружелюбно соглашается он. – И почему же тогда ты не отвечаешь на звонки Накамару?

Каме вздыхает, ерзает на месте, и его взгляд скользит от рук к стоящему на столе стакану и дальше к балконной двери, как будто специально избегая Джина, или просто, как будто Каме внезапно захотелось выпить и покурить одновременно. Джин и сам бы не отказался от сигареты.

- Он обеспокоен. Испуган. Нуждается в утешении и да, в обещании, что я поговорю с Тагучи еще раз. А я не могу дать ему ни того, ни другого, потому что сомневаюсь, что мы можем сказать Тагучи что-то такое, что заставит его изменить свое решение. «Сдаться», как ты выразился… И мне не хватает духа посоветовать Накамару… просто, блядь, принять это как факт.

Джин понимающе кивает:
- Рано или поздно, ему придется, ты ж знаешь… Потому что отказаться от привычной жизни, которой жил многие годы, это не такой простой выбор. Страшно до чертиков… Что будет со мной, если я уйду? Что будет с теми, кого я оставлю? Примут ли друзья и фанаты мое решение или возненавидят меня? – Он закручивает виски в стакане, но так и держит его в руках, не отхлебывая. – И в итоге, сможет ли эта новая жизнь возместить мне все то, от чего придется отказаться?.. Задаешь себе все эти вопросы снова и снова, прежде чем решаешься даже просто сказать кому-то, что подумываешь об уходе…

Джин поднимает взгляд, и Каме, впервые за вечер, смотрит прямо на него. Пристально, мягко, грустно.
- Не стоит повторять свои прежние аргументы и пытаться убедить меня снова. Шесть лет назад…

- Ты сказал мне, что не нужно ничего объяснять. Что ты задавал себе очень похожие вопросы, когда решался бросить бейсбол…

Несколько мгновений они не отводят взглядов, вглядываясь друг в друга сквозь ностальгию, густо клубящуюся в воздухе - как сигаретный дым тем давним вечером, когда впервые прозвучали эти слова.

А затем Каме встряхивается, возвращаясь к реальности.
- Уже поздно, а мне завтра в восемь надо быть на тренировке «Гигантов».

Он поднимается с дивана, недвусмысленно показывая, что «дружеский визит» Джина подошел к концу, провожает его в генкан и снова открывает рот, только когда Джин уже оделся, обулся и полностью готов к выходу.

- Странно, но разговор с тобой на самом деле помог мне привести мысли в порядок. Так что… - Каме набирает воздух, как будто перед прыжком в воду, - спасибо, что зашел, но… давай не будем превращать это в привычку. Особенно… в день, когда мы и правда объявим об уходе Тагучи. Зная тебя… Тебе может показаться, что ты должен прийти, но – не делай этого. Я серьезно, не надо. Не приходи больше…

Продолжение следует.

@темы: Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Неизменные вещи, Мои фики

---

Лучше поздно, чем не...

или - с днем рождения меня любимую)))

А поскольку у нас жарко, то "подарочки" мои себе будут тоже "жаркие":




Вот этих двоих раззаверните, пожалуйста. И можно еще пару тройку других, если не жалко))))

---

01.11.2017 в 16:53

Пишет  Nefritica:

01.11.2017 в 12:01

Пишет  КП:

Важная информация
По поводу дайри. Народ! Ваши платежи помогают! Кто не знает - у дайри недобор средств, чтобы они не закрылись, им надо больше платников, если вам не нужны их платные сервисы - можно просто дать денег, это называется "Вклад в развитие".

Пишет  quirischa:

01.11.2017 в 11:50

ЕЩЁ АПДЕЙТ:

3. Сегодня появится информационная плашка вверху страниц.

4. Ориентировочно мы уже набираем необходимую сумму на оплату счетов октября и ноября. Но наверянка что-то можно будет сказать только 10 ноября!

5. Для донатных сервисов расширили их с трёх до пяти, с разными суммами: www.diary.ru/options/pay/?services



Спасибо!

URL комментария

ВАЖНО!!! Это НЕ ОЗНАЧАЕТ, что вот вы заплатили, спасли дайри и больше ничего не надо делать. Это означает, что если платить в таких объёмах ПОСТОЯННО, дайри выживут. Возможно. Точная информация будет после 10 ноября.

Максимальный репост, пожалуйста. Наверняка куча людей ничего не знает пока.

---

Не умею я делать эти самопоздравлятельные посты...

... но в общем, да, если хочется поздравить, то это сюда.

И чтобы пост не был совсем пустым, пусть будет тут вот это растрепанное очарование и эта утонченная статуэтка заодно, и уж совсем заодно - вот такое летнее чудо:

---

Поскольку я очень давно ничего сюда не постила...

...и поскольку я намедни нашла этот уже довольно давно сделанный, но так и не выложенный коллаж у себя на компе,
и поскольку настроение у него вполне себе утренне-зимне-рождественское - то пусть будет здесь)))))

Всех с Рождеством!



Надеюсь, что рано или поздно он все-таки вдохновит того автора, для которого был сделан на продолжение обещанного мне фика

@темы: Kamenashi Kazuya, Nakamaru Yuichi

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Да, я тоже поддалась искушению))

Флешмоб: отмечаетесь в комментариях, и я даю вам 7 ассоциаций с вами, которые первыми придут мне в голову. У себя в дневнике вы пишете, как эти вещи к вам относятся или как они с вами связаны, - как хотите, так эти ассоциации и объясняете.

От  *JT*:

Каме - безмерно люблю и уважаю этого путаного и одновременно - такого цельного мальчика (и да, в своем возрасте имею право называть его мальчиком ) Он привёл меня в этот фандом, и чем дольше я наблюдаю за ним, тем большую любовь и уважение он вызывает. Спасибо ему, что он такой, какой есть.

Осень - для меня очень странная пора. Мне как птице хочется на крыло и... необязательно на юг, но куда-нибудь подальше оттуда, где я в данный момент нахожусь. Неудержимая охота к перемене мест.

Шоколад - м-м, могу прожить день на одной шоколадке) Проверено)) Желательно с орехами и изюмом)

Доброта - в зависимости от момента могу расплакаться от доброго слова. Но сама я не добрая... это иллюзия)) Я скорее - понимающая (просто потому, что мне на самом деле интересно разобраться - что побуждает людей к тем или иным словам и поступкам) и, наверное, наивная (во всяком случае мне так говорили), потому что верю, что каждый человек - хороший, пока неоспоримо не доказано обратное. Но знаете что? Я не так уж часто обманывалась))

Фики - у-у, в общем, я писала фики еще тогда, когда их никто так не называл))) А придумывала и не писала - еще раньше. Так что да, перед вами заядлый графоман... Даже удивительно, что сейчас я не так уж много пишу, перевожу куда больше.

Закат - нет ничего более скучного, чем фотографировать закат. Ты тупо стоишь на берегу чего-нибудь, время от времени щелкаешь камерой и время от времени переходишь с места на место в тщетной попытке сменить ракурс)) Правда потом в итоге ты получаешь пару десятков практически идентичных очень красивых кадров. Предавалась этому занятию раза три-четыре в разных точках земного шара и больше никогда!!! Нет, на самом деле я люблю закат - но не сам факт проваливающегося за что бы там ни было солнца, а золотисто-рыжий свет, которым заливает все вокруг, когда солнце только начинает садиться. Вот это, на мой взгляд, потрясающе красиво.

Трудолюбие - это еще одна иллюзия)) Я от природы увлекающаяся, но совсем не трудолюбивая. Если меня от чего-то прет, то... сон - необязательная роскошь)) Но вот если мне что-то делать скучно и очень не хочется... то я буду оттягивать до последнего не могу. Ну и тогда уже сделаю, конечно, куда я денусь. Но это уже не трудолюбие, а... ответственность?

От  Nefritica:

Кэп - ну да, вот так возглавишь один раз команду в тяжелую минуту - и все, по жизни "кэп"))) Но на самом деле, знаете что - кэпом можно быть только тогда, когда за спиной команда. Поэтому спасибо вам, что вы у меня есть.

Надежность - очень не люблю подводить. Очень. Наверное, где-то в душе - это для меня один из самых страшных грехов. Поэтому разобьюсь в лепешку, но буду стараться не подвести, чтобы по крайней мере иметь возможность сказать самой себе, что сделала действительно все, что могла.

Дедлайн - страшно мешает с выполнением предыдущего пункта, но в то же время - в плане творчества - очень мощный стимул, чтобы все-таки закончить начатое (и заодно - порождает массу новых идей, которые хочется воплотить все к тому же дедлайну, к которому и с первой-то уже впритык.

Многогранность - я действительно считаю, что узкоспециализированные гении - скорее исключение, чем правило, обычно наоборот - талантливые люди талантливы... ну если не во всем, то в нескольких областях. Но если говорить о себе, то я скорее - разносторонний дилетант, не имеющий терпения, чтобы тупо совершенствоваться в чем-то одном (и это же так скуууучно))). (Кстати, что-то подобное говорил в одном из интервью Каме - что легко осваивает новое на начальном уровне, а вот потом все идет гораздо сложнее. Так что в этом мы с ним похожи).

"Old monk" - м-м, чудесный индийский ром))) Вкусный и, что немаловажно, дешевый))) Если меня спрашивают туристы "Что вам привезти из Индии?"... ну, вы поняли

Разум - гм, вот тут действительно сложно сказать что-то умное, но наверное так - есть старый-старый анекдот про яблоню, которую сначала трясла обезьяна, а потом - студент, и голос свыше))) Вот я (в буквальном смысле, кстати, по гороскопу)) обезьяна, мне перед любым делом, даже самым маленьким - обязательно надо подумать. С другой стороны, мне кажется, что тут все зависит от темперамента, и тем, кто сразу бросается в бой так же сложно "остановиться и подумать", как мне - взяться за что-то с наскоку. И я в общем не против, главное, чтобы на каком-то этапе разум возобладал.

KAT-TUN - вообще увлечение поп-группой для меня немного нонсенс, но как-то вот так получилось (и как я понимаю, таких у нас в фандоме полно). Началось все с Каме, а потом я незаметно подсела на вот ту самую "роковинку", которая временами ощутимо проскальзывает в песнях KAT-TUN, а потом - начала постепенно узнавать все больше и больше о других членах группы... И, гм, я до сих пор здесь и до сих пор верю, что они все преодолеют и еще нас удивят?

От  Дила:

Доверие - это что-то, без чего не может быть ни дружбы, ни командной работы, да и просто - грустно жить, никому не доверяя.

Команда - я однозначно "командный игрок". Одной мне делать что-то просто скучно, а вот в команде - даже пусть из одного человека, мне сразу и идеи приходят, и воплощать их не в лом, даже если дело требует значительных усилий. Поэтому, я считаю, что тут, на дайри, мне очень повезло встретить - в первую очередь, конечно, наш "Бригадный подряд", а потом и две команды на ЗФБ, и всех тех, кто вот только что старался ради нашего феста.

Вечер - поскольку я "сова", то вечером жизнь только начинается))) Причем вечер для меня - от конца рабочего дня и до... бывает что и пяти часов утра, если выходной завтра))) Но вот зато за час сна с 9 до 10 утра (а если два часа - до 11-ти? М-м...))) - я отдыхаю гораздо лучше, чем если легла в 23, а встала в семь

Разговор - это здорово. В смысле - здорово, когда он завязывается и потом как-то продолжается сам собой. А все потому, что я не очень умею "просто болтать" (нет-нет, я умею, у меня и работа связана со сплошной болтовней по сути, но это немного другое), просто я и правда - то не знаю, что сказать, то боюсь, что всех заболтала и это никому не интересно, то наоборот - боюсь, что все время молчу... какие-то комплексы, наверное, от которых в моем возрасте давно бы пора избавиться. Но именно поэтому я очень ценю тех людей, с которыми могу просто разговаривать - ни о чем подобном не думая.

Друг/дружба - у меня не так много друзей, или может быть - высокая планка? Было время, когда была куча приятелей, а друзей - все равно единицы. Потому что друг - это человек, с которым ты делишь жизнь, ну и делишься - всем, не задумываясь - потому что можешь и хочешь. Гм... путано. Но на самом деле - дружбу не проще объяснить, чем любовь))

Долг - ох, вот не надо меня об этом спрашивать, потому что я заведусь)) И поскольку я знаю, что заведусь, то сразу постараюсь покороче (а это все вступление не в счет, ага)) На мой взгляд - никто никому ничего не должен. Ну вот то есть, стоит мне услышать "ты должна / он должен (что-то делать)" - сразу хочется спросить - кому, за что и кто так решил? Это слово воспринимаю только в одном сочетании , "я должна / я должен" - иными словами, что он должен, человек решает только для себя сам. Все остальное - бессмысленное принуждение и бессмысленная же обязаловка. Когда-то работала в лютеранской семинарии, и запомнилось, как один из преподавателей, которых я переводила, говорил на занятии про веру и благие дела - что вот когда "благие дела" (ну тот же пост, помощь страждущим и тому подобное) - это обязаловка, делающаяся ради того, чтобы заслужить Спасение, то все это фикция. Но если ты веришь, что спасен - априори, просто по любви Божьей, - то тебе хочется делать добрые дела, ну - делиться этой любовью и радостью, что ли? Не могу сказать, что уверовала, но вот для меня - со словом "долг", какие-то похожие отношения. (И все-таки я завелась)))

Голос - а вот мне даже интересно, Дилчик, почему - голос? В смысле - почему это пришло в голову тебе при мысли обо мне Вообще-то, я визуал и литератор - для меня зрительное восприятие и слово на первом месте по отношению к звучанию. Но при этом - некоторые голоса делают мне плохо, а некоторые - делают мне очень-очень хорошо. И когда я влюбляюсь, то влюбляюсь и в голос тоже. А еще - я работаю голосом))) потому что работа турагента - это почти "секс по телефону". Нет, ну а что? Мы тоже продаем мечты))) Только мечты об идеальном отдыхе)) И для того, чтобы турист пришел и купил у тебя тур - он должен тебе поверить и в конце концов - ему просто должно быть приятно тебя слушать)).

@темы: флэшмоб

---

Ну вот наше Мацури и закончилось. Но жизнь продолжается))

Для начала - огромное-преогромное спасибо всем-всем-всем! Тем, кто поддержал нашу идею в момент ее возникновения (а иначе возможно ничего бы и не было), тем, кто решился, собрался и принес свою работу (а некоторые - даже много прекрасных работ), тем, кто читал, комментировал (и я ужасно прошу прощения, что не всегда успевала отвечать вовремя) и даже просто тыкал в кнопочку. Спасибо вам, за то, что вместе с нами участвовали в этом празднике.

И конечно - огромное спасибо моим дорогим со-оргам - за терпение, невероятную трудоспособность, креативность, готовность упасть грудью на амбразуру зияющую дыру в какой-нибудь из ежедневных выкладок и, главное, - решимость продолжать и все-таки устроить праздник, несмотря на все постигшие фандом события.

Nefritica - ты настоящий супергерой этого феста, честно! Именно твои плашки украшают все его левелы и именно твои подарочки, ачивки, вылупляхи и предсказания все увлеченно растащили по своим дневникам. А еще - меня поражает твоя способность придумывать какие-то новые формы и варианты работ - по разнообразию форм работ от одного автора, ты безусловный лидер этого феста. Ну и я молчу о том, что бы мы с Дилой (и еще пара других авторов впридачу) делали без твоего знания русского языка.

Дила - на фоне фандомных событий тебе было особенно трудно. И я восхищаюсь твоими работами, твоим умением/способностью - писать по-живому, по-больному - так, что да, мы все плакали вместе с тобой. Но и смеялись тоже - над "Все геи", и умиленно хихикали - над "Детками". А еще - я обожаю твое РПС и джен, но я честно хочу почитать еще твоих АУ - те две работы, что я читала - мне просто очень-очень понравились. Ну и конечно - ты настоящий супергерой, как бета - и думаю вместе со мной под этим с радостью подпишутся и Leticia J, и Неф.

chujaia - ты так долго была "героем невидимого фронта" на ЗФБ, что я просто очень-очень рада, что на этом фесте вы с kristiana смогли выступить в качестве полноправных участников, и, скооперировавшись, не только выполнили почти все оставленные вам заявки, но и просто выложили много прекрасных старых видео, многие из которых я либо не видела, либо видела в гораздо худшем качестве. Твои знания китайских архивов и желание делиться - во многом поддерживают наш фандом (ну или по крайней мере - ту его немалую часть, которая на тебя подписана), и диплом супергероя феста - лишь малая часть той благодарности, которой ты заслуживаешь.

Ну вот, а теперь и свой диплом можно утащить))

Ну что я вам скажу - это был самый безумный месяц в моей жизни))) Ну правильнее, наверное, сказать - два или даже три месяца, потому что готовиться мы начали загодя, но месяц феста - это вообще что-то. Сформулируем так - необходимость каждый день сверстать, перепроверить, сохранить как черновик, еще раз перепроверить и, наконец, запостить - от двух до десяти постов... организует. Очень. Да, как-то так. Особенно на фоне обычной деятельности активно пишущего (ну в моем случае - переводящего) на этот же фест автора. В результате, естественно, как всегда у меня почему-то получается (проверено двумя ЗФБ), сделать я успела далеко не все, что хотелось, ну то есть сделала, но что-то другое - не то, что собиралась/планировала изначально, и опять-таки как всегда - с одной из работ отчаянно дедлайнила уже к самому концу внеконкурса. Ну что сказать... я - такая я. Но зато у меня есть сразу несколько начатых работ, которые теперь обидно бросить - а значит придется доделывать)

Гм... что же утащить из ачивок... Ну во-первых, поскольку времени у меня практически не было, но многие работы волей неволей через мои руки проходили...

С другой стороны - некоторую часть фиков, сабы Leticia J и все архивные видео - я выкладывала, что называется, не глядя, поэтому вот это меня тоже касается:

а также скачать и посмотреть (чувствую праздник у меня будет еще долго)). И еще хотелось бы вернуться к понравившимся фикам - теперь уже в качестве читателя и комментатора... Но сначала:

А потом - ищите нас в "Бригадном подряде", мы немного передохнем и снова примемся за дело))