Edit: довыложила сюда же до "официального" конца первой части. Ну и заодно - иллюстрацию по теме))
Название: Быть Бемом
Бета: Дила
Жанр: поток сознания? точно не без ангста
Пейринг: нет такого зверя: как насчет Каме/роль, а может даже роль/Каме? с эпизодическим участием других йокаев, и намеками на Бем/Нацуме (по крайней мере дружбу). И саммари после такого можно уже и не писать.
Предупреждение: Спойлеры по 7 и 8 сериям Бема, если кто их вдруг не смотрел.
Часть 1
Когда Бем впервые узнает от Нацуме о том, как погиб его сын, он думает: «Наверное, я должен что-то сказать?..»
Но он не знает — что именно, и потому он просто продолжает внимательно слушать, пока всякие невозможности тихо грызут его изнутри. Бем понимает, что даже его невероятной скорости не хватило бы на то, чтоб успеть вынести Макото наружу, обогнав пламя взрыва, мгновенно превратившее здание в пылающий ад... Точнее сказать— не хватило бы, если бы он вообще был тогда здесь.
Поэтому он только слушает, нелепо выпрямившись за обеденным столиком на кухне Нацуме — слушает и молчит. Бем по-прежнему неуверенно чувствует себя во всем этом «человеческом общении». Их троица всегда мечтала о том, как однажды они станут людьми, и поддерживала себя этой надеждой долгие годы. По сути - целую вечность. Однако, как он понимает только сейчас, их представления о том, что значит «быть человеком», были теоретическими— и это еще в лучшем случае.
Для Белы, «стать человеком» значит, что больше не надо бояться разоблачения их истинной сущности, что не надо бежать бесконечно с места на место – снова, снова и снова...
И, может быть, еще другие, потаенные желания: те самые, что недостижимы, пока от каждого слишком сильного чувства ее кожа становится чешуйчато-серой, а волосы - спутанной гривой цвета огня. Бела - она такая. Практичная, даже в мечтах о любви.
Для Бело - это его родной дом, удобная кровать с одеялом и пуховой подушкой, а еще - горячая еда, каждый день разная. Кроме того, у него есть совсем детское желание, наконец, вырасти— хотя, по правде сказать, он на самом деле мечтает об этом только в те дни, когда Бела чересчур усердствует с «воспитательными моментами». Но по-настоящему он хочет стать человеком потому, что ему неизменно больно прощаться с теми, с кем он едва успел подружиться. Бело прикипает к ним сердцем мгновенно – и верен ни смотря ни на что.
Из троицы йокаев, он, бесспорно, самый счастливый.
Для Бема... но он не умеет выразить это словами, никогда не пытался, даже и не хотел бы уметь... Да и как выразить эту глубинную, неоформленную тоску, поднимающуюся откуда-то из района солнечного сплетения и скручивающую его в узлы как голодный спазм?..
Поэтому он сидит тихонько, загадочно улыбается, слушая о чужих мечтах...
И чувствует облегчение, когда разговор переходит на новую тему.
Для Каме... хотя, а причем здесь Каме? Он ведь и так человек?..
Ему сказали: «Они должны отличаться — даже в людском обличье». Ну что ж — привет тебе, Бем, твоим подведенным глазам и модно-поношенным шмоткам, твоей походке двадцатипятилетнего айдола и смущенной улыбке пятнадцатилетней фанатки... такой вот ты оказывается — монстр.
Но Каме...
Но Каме — что?.. Может быть, он и ведет себя как Бело — большую часть времени; может быть, он истерит и командует точно Бела — чаще, чем сам готов за собой признать; но только когда он остается ночью один — он порой чувствует себя как Бем. Чувствует ту же странную, неподдающуюся объяснениям тоску, которая сжимает ребра так, словно Каме не хватает воздуха.
В студии «Going!» он пересматривает кадры из своего «проекта хоумран» и думает, что вот так, наверное, выглядит Бем — надеющийся там, где уже не осталось надежды; стремящийся к тому, во что сам уже почти и не верит...
Сидя с закрытыми глазами, пока гримеры наращивают чешуйки на голых плечах и воздвигают рожки на лбу, он лепит Бема на шаткой основе своего досадного неуспеха — за ниточку вытягивая из себя воспоминания о том неудавшемся дне.
Когда Бем наблюдает, как Нацуме пытается вести себя так, будто «все в порядке», «все как обычно» - совершенно безуспешно, на взгляд Бема - он думает, что, наверное, он должен помочь и вмешаться.
Но... не вмешивается. Потому что, если дело касается подобной «одержимости» - разве он сам другой? Разве они не скитались - годами, годами, годами... - в погоне за чем-то или кем-то не менее иллюзорным? Чтобы хотя бы спросить: зачем они созданы? Чтобы, наверное, обвинить: почему? Почему, за что вообще — вот так?!
Бем хранит пожелтевшую вырезку, всматриваясь в нее много чаще других йокаев, как будто пытаясь найти ответ на эти вопросы. Хотя у него странные чувства относительно будущей встречи с «создателем», неоднозначные — по меньшей мере.
Да, он хотел бы спросить его, хотел бы услышать ответы... но Бему, в отличие от других, трудно уверовать в предполагаемую доброту профессора, трудно назвать его отцом, даже мысленно. Потому что какой отец бросит детей одних в лесу, на съедение волкам?.. Пусть даже эти дети бессмертны и почти неуязвимы - волчьи укусы болят и помнятся... Да, Бем, да. Предательство ощущается именно так...
Каме не приходилось вот так бесконечно искать что-то ускользающее от него. Он, однако, знает, что тоже вполне одержим - своим и по-своему - и вот это чувство, что все тебя бросили, ему...
Волосы, влажные после целого дня в парике, гладко спадают по сторонам его похудевшего лица, и на секунду из зеркала на Каме смотрит кто-то намного моложе.
Не вспоминай, не думай, - твердит он себе, - это все в прошлом. Давным-давно уже все не так.
Покажите мне человека, которого никогда не предавали... Вот уж кого придется еще поискать.
Из них троих — если кто и подходит на роль «отца», то это сам Бем.
Да, с темпераментом Белы нельзя не считаться; да, Бело вечно куда-то сбегает, никого не предупредив, и попадает в истории из-за любви к приключениям и слишком чуткого обоняния.
А Бем - он что? Он молчит себе в тряпочку, настаивая на своем только тогда, когда это кажется ему слишком важным, чтобы оставить невысказанным.
И все же, в итоге, именно он решает, когда и куда им идти; именно он всегда стоит на шаг впереди, как будто заслоняя остальных от опасности; именно он первым бросается в бой… но именно он отступает и смотрит, волнуясь, со стороны, когда Бела и Бем ищут свои тропинки в человеческом мире. Бем следует за ними, как мамочка за своими дитятями, не ограничивая свободы, но готовый вмешаться и принять удар на себя, если что-то пойдет не так.
Иногда он думает: почему из них троих, родившихся одновременно, именно ему досталась такая взрослая и ответственная роль? Было ли это его естественной предрасположенностью, или именно годы, проведенные в поддержании шаткого равновесия между наивной восторженностью Бело и агрессивно-пессимистичным сарказмом Белы, превратили его в некое подобие «клея», соединяющего вместе их маленькое нелепое семейство? Иногда ему хочется, чтобы двое других заметили, что он тоже — всего лишь ребенок, брошенный у обочины, такой же потерянный и отчаявшийся как они... Но потом мгновенье уходит, и Бела брякает перед ним тарелку с едой, а Бело тащит посмотреть на свои игрушки, и Бем чувствует их тепло, чувствует, что он нужен, и ответственность больше не кажется ему тяжким бременем.
Каме ненавидит эту новую моду.
Каждый первый встречный теперь зовет его «Каме-тян», даже на публике: бейсболисты во время тренировок, Егава-сан в студии и люди, звонящие на «Казе бай Казе». Люди, с которыми он вообще незнаком...
Ему ведь уже двадцать пять, двадцать шесть через несколько месяцев, не пора ли уже перестать, на самом деле? Ну и что, что он балуется с Фуку-куном («-куном», черт возьми! И он как раз старается обращаться именно так!), так тем же самым страдает, к слову, половина присутствующих на площадке, и он что-то не слышал, чтобы из-за этого кого-то еще называли «-тян»!..
Он понимает, что обижаться нелепо, прозвище просто знак их привязанности, не больше... Черт, а может он просто заболевает от всего этого стояния нагишом при погоде, которая кажется теплой и солнечной на экране только благодаря компьютерной графике? А ощущение насыпанного в глаза песка - от неделями наносимого макияжа... Хорошо бы именно так, потому что сейчас абсолютно не время болеть — впереди промо сингла и последние эпизоды дорамы, и фотосессии, и... Ну, в общем, не время и все.
Да понимает он, что обижаться глупо... но когда Китамура Казуки-сан называет его «Каме-тяном» во время интервью для TV Pia REBORN, что-то колет в груди при звуке знакомого голоса, только пару часов назад обращавшегося к нему с таким уважением - «Бем-сан»…
Каме, разумеется, не самый скромный человек на Земле, но, как бы сказать... он знает - окей?...- прекрасно знает, что совсем не так добр и хорош, и мужественен, и заботлив, и самоотвержен как Бем. И, тем не менее — ему двадцать пять, и он тоже несет свое бремя ответственности: за работу, за группу, в какой-то степени — даже и за семью. И нёс ее еще задолго до совершеннолетия и официальной «взрослости»...
И у него тоже есть вещи, ради сохранения которых он будет биться (бьется и бился) зубами, когтями, кровью и потом, и может быть... может быть, хотя бы в этом они похожи, и он тоже заслуживает уважения? По крайней мере, чуть-чуть!
Глупая, глупая, глупая обида. Прозвище — это просто признак привязанности, и не то чтобы его не уважали, что уж он так!.. И все-таки колет — не смотря на похвалы и признательность, не смотря на уважение, не смотря на…
И он улыбается — смущенно, как положено Бему; и не показывает обиду, как положено взрослому человеку и шоумену, не первый год работающему в этом бизнесе. А потом наступает новый день, и на площадке он снова - «Бем-сан».