Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: периодическая безнадежность, доля взрослого цинизма, свободное истолкование истории о хиатусе КАТ-ТУН и полное пренебрежение канонными фактами, выходящими за временные рамки этой истории, в частности, вторым ребенком Аканиши.
Краткое содержание: В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть.
Часть 5
Но прежде, чем пойти готовить гоголь-моголь, Джин заглядывает в спальню, прихватывая оттуда первые же тренировочные и футболку, попавшиеся ему в шкафу. Каме вроде упоминал, что хочет переодеться в домашнее? Вот пусть и займется заодно, пока Джин орудует на кухне, давая ему время прийти в себя…
Когда Каме появляется в дверях несколькими минутами позже, молоко уже млеет на плите, а Джин энергично взбивает желтки с сахаром – венчиком, еле найденным среди множества таинственных приспособлений, скрывающихся в кухонных ящиках. До рождения Теи Джин даже не пытался готовить что-то сложнее яичницы и пиццы на покупной лепешке (зачем, если всегда можно заказать доставку или купить что-нибудь на вынос?), так что теперь очень гордится новоприобретенными навыками. Но на их с Мейсой кухне не найдется и трети всех этих ненужных вещей, да что там, Джин всерьез сомневается, что Каме и сам реально пользуется хотя бы половиной из них. Последний раз, когда Джину довелось наблюдать за ним в процессе готовки, Каме все еще предпочитал чистить морковку обратной стороной обычного ножика.
Глаза у Каме покраснели, а нос припух, но в остальном он уже гораздо больше походит на самого себя – привычного. Привычнее, если честно, чем когда-либо с начала этой истории: в вытянутых на коленях спортивных штанах и футболке, которая выглядит так, будто должна быть знакома Джину еще по временам шестилетней давности.
- Спасибо, - говорит Каме тихо и хрипло, не встречаясь с Джином взглядом. – Ты очень помог. Меня и правда немного отпустило...
Он подтаскивает второй барный стул, задвинутый до этого в самый дальний угол рядом с колонками, садится, опираясь локтями на стол, и искоса наблюдает за тем, как Джин, покончив с желтками, переключается на белки.
- Помочь тебе чем-нибудь?
- Угу, - не отрываясь от взбивания, кивает Джин. – Я так и не смог найти тот ром, о котором ты распинался в таких подробностях…
После того как Каме извлекает бутылку из глубины кухонного шкафчика, Джин смешивает отдельные составляющие воедино, добавляет немного корицы и муската для вкуса и вливает горячее молоко, а затем, подумав, еще немного холодного, чтобы можно было пить сразу.
- Пробуй осторожно, - тем не менее предупреждает он, ставя чашку перед Каме. – Может быть горячо.
Каме делает маленький глоток густой светло-кремовой жидкости и одобрительно кивает.
- Ничего так. Довольно вкусно. Напишешь потом рецепт.
- Главное, полезно… Когда я уехал в Америку, - поясняет Джин, - был период, когда я… чересчур много пил и курил, не задумываясь о том, чтобы поберечь голос. Ну и… мы как-то разговорились с одним пожилым рокером, и он научил меня этому. Пьется легко, смягчает горло, и… содержит вполне достаточно алкоголя, чтобы… как ты это сформулировал, «снять стресс»…
- С моим стрессом ты, похоже, уже помог мне справиться другим способом… - смущенно улыбается Каме.
- Ну… тем паче. Значит, нам есть, что праздновать, – Джин находит еще одну чашку, наливает себе немного гоголь-моголя и легонько стукает ею о чашку Каме. – Пей давай, не волынь. Надо выпить все, пока не остыло.
Некоторое время они сидят в уютном молчании, потихоньку прихлебывая из своих чашек, и, когда Джин задает вопрос, то делает это, не преследуя никаких затаенных целей, – просто смотрит на Каме, думает, что тот выглядит так, как будто ему не помешало бы отдохнуть хотя бы недельку, и искренне надеется, что так всё и будет.
- Так когда начинаются твои съемки?
- В этот четверг… – Каме обмакивает палец в самую большую из пролившихся мимо молочных капель, и ведет им вдоль стола, постепенно соединяя их все в загадочный узор из белесых многократно пересекающихся линий.
- Знаешь, это на самом деле странно… - продолжает он с печальной усмешкой. – Я ведь сыграл свою первую роль еще до того, как нас собрали в КАТ-ТУН, и все эти годы... мое актерство, по сути, было никак не связано с группой. Так почему сейчас все ощущается настолько иначе? Откуда эта неуверенность? Неужели я, и правда, так одержим КАТ-ТУН… или скорее – неужели КАТ-ТУН превратился в такую неотъемлемую часть меня, что теперь мне кажется, что без них я ничего не могу, что меня одного недостаточно? – Он с любопытством косится на Джина. – Это я такой чокнутый, или ты тоже чувствовал нечто подобное, сразу после того как ушел из группы?
- Ну… я никогда не был так «одержим» КАТ-ТУН, как ты… – задумчиво начинает Джин. А потом пытается припомнить тот далекий 2010-й год… То есть, действительно, вспоминает его, и… Это даже не смешно. – Но… я понимаю, о чем ты говоришь, – продолжает он с горечью. – Лучше, чем ты думаешь… Неотъемлемая часть. Что-то, в чем ты был уверен, больше чем в самом себе. Вот только в какой-то момент – р-раз! – и этого нет вовсе…
И, вероятно, читается что-то такое в его тоне или в его взгляде – долгом, тяжелом и тоскливом – от чего Каме замирает в полной неподвижности.
- Ты ведь сейчас – не о КАТ-ТУН…
Это утверждение, а не вопрос, но Джин все равно подтверждает:
- Нет, Казуя, я – не о КАТ-ТУН.
Каме некоторое время молчит, изучая засыхающий узор на столешнице, а потом кивает, словно смиряясь с неизбежным.
- Видимо, настало время для разговора обо «всех этих вещах»…
- Возможно, - пожимает плечами Джин. – Если ты хочешь… Это не горит. У тебя был тяжелый день, а коротким разговором тут не обойдешься. Мы можем отложить его до другого раза.
- Нет, - мотает головой Каме, - давай сейчас. В эти последние месяцы, ты всегда… оказывался рядом, когда мне было хреново, и из-за этого… - вздыхает он, - я совершенно запутался, Джин. И мне бы хотелось прояснить ситуацию до того, как я… навоображаю себе всякого, чего, может быть, и не существует.
Он решительно поднимается со стула.
- Заварю жасминового чая что ли, раз пива нельзя...
Джин тоже встает, чтобы сполоснуть их чашки и убрать остатки гоголь-моголя.
- Почти целая чашка осталась, - замечает он. – Сможешь подогреть, если горлу будет хуже на утро. Только лучше на паровой бане, а не в микроволновке, а то свернется.
Он закрывает холодильник, но не торопится садиться обратно. В двух шагах от него Каме ставит кипятиться воду, аккуратно, по ложечке, отмеряет заварку в чайник, и все – желтоватое теплое освещение на кухне и Каме в едва держащихся на бедрах трениках, заваривающий чай, - кажется таким до боли знакомым, что Джину приходится в буквальном смысле встряхнуться, чтобы вернуться обратно к настоящему из давних моментов, когда он вот также, прислонившись к холодильнику, исподволь наблюдал за Каме, деловито орудующим у плиты.
- Знаешь, оно существует… - произносит он негромко, вполголоса, – то «всякое», которое ты воображаешь. Оно, собственно, никогда и не исчезало…
Ложка замирает над чайником, а плечи Каме застывают и напрягаются.
- Не слишком ли странное заявление? Из уст семейного человека, имеющего жену и дочь? – сухо интересуется он, даже не оборачиваясь.
- В жизни и не такое случается, - усмехается Джин. – И… не думаю, что это намного страннее, чем бросить меня – предположительно из-за поступка, на который ты сам меня вдохновлял…
Коробочка с чаем валится на бок, заварка рассыпается по столу, а Каме буквально шипит от возмущения, резко разворачиваясь и уже открывая рот, чтобы что-то сказать… но Джин предостерегающе поднимает руку:
- Спокойнее!.. Разве это как раз не часть того, что мы собираемся прояснить?
Он усаживается обратно на стул, опираясь локтями о столешницу, как Каме до этого, и пытается собраться с мыслями. Он столько раз представлял, что именно хочет сказать…
- Прости… - говорит он в результате. - Не самое удачное начало разговора. Мне было чертовски больно тогда, поэтому… остаточная горечь еще иногда прорывается, но… Я знаю тебя – ты никогда и ничего не делаешь без причины, Казуя. И ты никогда бы не причинил мне боль, если бы не верил, что поступаешь так ради какого-то высшего блага…
Он бросает осторожный взгляд туда, где Каме уже приготовил кружки и в данный момент гипнотизирует чайник – с такой сосредоточенностью, как будто чай не заварится, если он случайно моргнет.
- Надеюсь, когда-нибудь ты скажешь мне – ради чего… – продолжает Джин. – Но здесь и сейчас, раз уж мы дошли до этого разговора… Это не самое главное. Думаю, мы оба уже выяснили, что никто из нас не… изменился до неузнаваемости, так что… Давай сосредоточимся на настоящем и на том, куда нам двигаться дальше.
Он останавливается, не зная, что еще добавить, чтобы убедить Каме, что им, и правда, не стоит зацикливаться на прошлом, по крайней мере, на худшей его части… И вздрагивает от удивления, когда Каме молча придвигает ему парящую чашку.
- Но ты и правда изменился, Джин, - абсолютно спокойно заявляет он, усаживаясь рядом. – Ты прежний… заставил бы меня сполна расплатиться даже за воображаемую обиду – перед тем как благосклонно даровать свое прощение. Признаюсь, мне, пожалуй, нравится то, как ты повзрослел, - Каме отводит глаза, разглядывая свои сомкнувшиеся вокруг кружки руки. – Вот только интересно, что вызвало такие перемены? Уход из группы или семейная жизнь?
- К вопросу о моей семейной жизни…
Сколько не представляй себе начало этого разговора, приступить к нему в реальности не так просто, и Джин автоматически похлопывает по карманам ветровки в поисках сигарет, а потом застывает с найденной пачкой в руках, потому что глупо тащиться на балкон именно сейчас, когда их беседа только-только сдвинулась с мертвой точки и повернула в правильном направлении.
- Кури тут, - разрешает Каме. – Я и сам иногда… когда не хочется двигаться с места.
Он включает вытяжку над плитой, а потом достает еще одно блюдце из сушилки и ставит между ними в качестве пепельницы.
- И дай тогда и мне одну… – Каме выгибает бровь в ответ на Джиново возмущенное «Чего?!» - Ну а что такого? Горлу лучше, а если что – допью остатки гоголь-моголя, ничего страшного…
То, как низко он склоняется над зажигалкой, знакомо настолько, что пальцы Джина сводит от желания потянуться и отвести его челку подальше от пламени. Но необходимости в этом нет – новая стрижка Каме намного короче, чем раньше.
- Да… Так вот о моей семейной жизни… - немного задохнувшись, лепечет Джин, не дожидаясь, пока Каме выпрямится, но собирается с мыслями и следующую фразу произносит уже гораздо увереннее. – Мы с Мейсой – просто друзья.
- Друзья, состоящие в браке и воспитывающие общего ребенка? – с сомнением фыркает Каме.
- Как я уже говорил, и не такое случается… - пожимает плечами Джин. – Мы встретились в баре в… скажем так, в не лучший день в наших жизнях. Она еще не оправилась после разрыва с бойфрендом, а я… учился жить без тебя. Мы выпили и… ну, типа, поплакались друг другу в жилетку. И то, что произошло, было нашей попыткой утешиться и, может быть, маленькой местью – тем, кого не было рядом. Никаких обязательств, просто что-то, что немного скрасило эту ночь.
Он глубоко затягивается и пользуется этим моментом, чтобы искоса посмотреть на Каме, который выглядит… задумчивым, внимательно слушающим, и – насколько Джин может судить – не демонстрирует явных признаков недоверия.
- Она позвонила мне месяц спустя в полной панике – с новостью о беременности. Ее агентство было категорически против того, чтобы она рожала, как мать-одиночка, а наше… Ты сам знаешь, чем кончилось бы, если бы Старушенция прознала об этом до того, как мы расписались… А я все-таки католик, Каме! – Он снова поднимает взгляд, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Каме кивает – подтверждающе и, вроде бы, даже сочувственно. – Ну да… Я не часто вспоминаю об этом и не из тех, кто ходит в церковь каждое воскресенье, но некоторые вещи… Некоторые вещи просто… Дети не должны умирать только из-за того, что могут повредить чьей-то карьере!
- И это, – горько усмехается Джин, подводя итог, – краткая история того, как я оказался женатым и в хиатусе – меньше, чем за месяц.
Каме снова кивает – с выражением, говорящим, что все, что он услышал, пока что не противоречит его собственной трактовке этих конкретных поступков Джина. А потом берет чайник и молча подливает им свежего чая.
Гораздо важнее, впрочем, поверит ли он в то, что Джин расскажет дальше. Потому что вот тут-то и начинается самая заковыристая часть...
- Это было единственное возможное решение, - продолжает Джин. – И я никогда не жалел о нем, даже когда поначалу… действительно не представлял, как жить дальше. А затем в какой-то момент… я подумал, что, может быть, все к лучшему? Может быть, мне стоит сосредоточиться на том, что имею? Так что, не буду врать тебе, где-то год или два я… да нет, мы оба, действительно прикладывали усилия, чтобы стать настоящей семьей. Пока однажды не посмотрели на самих себя и не поняли, что... живем как соседи по квартире. По очереди стираем, убираемся, готовим и – самое главное – заботимся о Тее, но у каждого из нас своя комната, свои цели и своя жизнь… Я так и не полюбил ее, а она - меня, и если этого не произошло до сих пор, то, видимо, уже вряд ли…
- А потом, - Джин улыбается и смотрит прямо на Каме, - я случайно столкнулся с тобой на концерте Бруно Марса. И за шесть минут обмена вежливыми банальностями почувствовал больше, чем за несколько лет со своей красавицей-женой… Не считая того дня, когда она родила Тею, - подумав, поправляется он.
Каме рассматривает свои ногти – сосредоточенно, задумчиво, и Джин не может разобраться, поверил тот ему или нет. Это иногда не так-то просто определить – с Каме. С другой стороны, кому как не Каме должно быть известно из собственного опыта, как это бывает?
- Прежде, чем усомнишься, правда ли то, что я говорю… - осторожно начинает он, – скажи… Разве твои отношения с Фука-кён закончились как-то иначе? – и чувствует удовлетворение, когда Каме резко вскидывает взгляд и выглядит так, как будто его поймали с поличным.
- Я обдумывал, как нам снова пересечься с тобой еще в начале прошлого года, - сообщает Джин в качестве объяснения. – И тут как раз начали ходить упорные слухи о том, что вы встречаетесь. В том числе среди наших с ней общих знакомых… Так что я временно оставил эту мысль. Но прости… будь в твоей жизни кто-то другой, ты бы не позвал меня, и судя по тому, в каком глубоком углу хранился тот стул, на котором ты сейчас сидишь, все закончилось… изрядное время тому назад. Я ошибаюсь?
К его удивлению, Каме не ощетинивается в ответ на такое явное вмешательство в свою личную жизнь, а хмыкает и ощутимо расслабляется, словно именно последние фразы Джина помогли ему прийти к окончательному решению.
- Фукада-сан… Я и забыл, что вы тоже снимались вместе… - Он улыбается. – Но не воображай себя Шерлоком, Джин. Этот стул пылится в углу уже тысячу лет. Мы с ней ни разу не сидели вот так, на кухне. Не дошли до этой стадии…
Он отпивает немного чая и тянется к сигаретам, но останавливается и качает головой.
- Не буду курить. Гоголь-моголь, конечно, вкусный, но слишком сладкий, чтобы злоупотреблять им на ночь…
- И что произошло? – спрашивает Джин.
Каме снова качает головой.
- Да ничего такого, собственно… Просто установка изначально была неправильной… Я столкнулся с тобой на концерте Бруно Марса и подумал: «Вот Джин – прекрасно выглядит, счастливо женат… Не пора ли и тебе двигаться дальше?». Мы уже работали с ней раньше, так что я… успел понять какая она – умная, красивая, самостоятельная, знающая чего хочет. А потом, нам снова предложили совместный проект… со всеми этими «взрослыми» сценами, и иногда мы невольно, вроде как, реагировали… не по сценарию. Я… куда в меньшей степени «би», чем ты, Джин. Так что для меня это было… достаточно серьезным фактором. Ну и…
Он вздыхает.
- И? – подталкивает его Джин.
- И это было… приятно, – Каме опирается подбородком на сплетенные пальцы и смотрит в стену, перечисляя: – Готовить на двоих, а не для себя одного, по очереди выгуливать собак, беседовать на темы, которые тебя, уверен, даже никогда не интересовали… И – хотя она оказалась скорее податливой, чем страстной – обнимать кого-то, заниматься сексом, просто засыпать в одной постели – регулярно, а не от случая к случаю… тоже было – приятно.
- И? – снова нетерпеливо подначивает Джин, и Каме фыркает, разворачивается к нему лицом и улыбается – искренне, пусть даже немного грустно.
- И – это было… похоже на то, о чем рассказывал ты… просто игрой, ложью. Я чувствовал, что мы притворяемся – даже наедине. Не тянемся друг к другу, а пытаемся убежать от своих одиночеств. Так что я… прекратил убегать.
Он смотрит Джину в глаза.
– Жалкое зрелище – эти наши попытки семейной жизни…
- Не знаю… Я как-то больше предпочитаю считать нас «верными», - хмыкает Джин. – Гораздо утешительнее звучит.
- Да уж, «верные»! Оба переспали с кучей других по дороге…
- Ну-у, - легкомысленно отмахивается Джин, - очевидно, что мы не созданы для монашеской жизни… Но… достаточно верные, чтобы понять, что это были неправильные другие?
Каме снова отводит взгляд и смотрит куда угодно: в пол, в колени, на пустую противоположную стену, – только не на Джина. Все еще немного смущенно улыбается, но – определенно нервничает, судя по тому, как ерзает на месте и облизывает губы – дважды, прежде чем заговорить:
- И как же мы поступим теперь, когда мы выяснили, что все эти другие были неправильными? Просто… сойдемся снова, как будто ничего не случилось? Думаешь, это возможно?
«Как будто ничего не случилось…». Да, это точно не про них, и Джин понимает обеспокоенность Каме. В каком-то смысле, было бы легче, будь их отношения чем-то новым, не отягощенным горой противоречивого и сложного общего прошлого, громоздящейся на их пути, как непреодолимое препятствие - пугающий обрыв, с которого остается только – закрыть глаза и прыгнуть. И Каме, с его привычкой слишком глубоко задумываться о подобных вещах, решиться на прыжок куда страшнее, чем Джину, который, даже повзрослев, все еще частенько живет по принципу: «О чем тут размышлять? Прыгнем, а там, авось, повезет!»
- Ну, для начала… - устало предлагает Джин, - думаю, нам надо пойти поспать. Это был трудный день, для тебя – особенно. А важные решения лучше принимать поутру, когда и в голове светлее, и мир за окошком ярче… Если хочешь, я могу лечь на диван.
- Не мели чепухи! – фыркает Каме. – Снова сойтись с тобой – вот так внезапно – действительно немного… пугающе. Но уж кровать-то мы с тобой делили с тех пор, как нам не было и четырнадцати, и я тебе скажу, ты не худший из тех, с кем мне доводилось спать… когда не захапываешь все одеяло!
Продолжение следует.