Название: Личный онсен Бета: Дила, Nefritica Оригинал: scorch66 "Spa Treatment" — разрешение получено Размер: мини (3420 слов) Пейринг/Персонажи: Накамару Юичи (Юччи), Каменаши Казуя (Каме) Категория: джен, возможный преслэш Жанр: повседневность Рейтинг: G Краткое содержание: Накамару лучше всех умеет заботиться о черепахах Предупреждение: вольное обращение с таймлайном Примечания: В авторском примечании автор ссылается на две цитаты из интервью: 1. "Каме: "Кожа у Накамару действительно приятная на ощупь. И пальцы у него такие тонкие, как у девушки. Когда я устал и дотрагиваюсь до руки Накамару, то сразу чувствую себя отдохнувшим. (Говоря это, Каме касается руки Мару)" и 2. "Каждый раз, когда встречаюсь с Накамару, я чувствую себя так, как будто я дома у родителей (*смеётся*). Каким-то образом рядом с ним я сразу успокаиваюсь" | ![]() Каменаши Казуя |
![]() Накамару Юичи |
читать дальше
i.
На часах ещё нет и пяти утра, когда в дверь звонят, и, открыв её, Накамару обнаруживает на пороге Каме.
— Я к тебе в онсен.
Никаких тебе «привет» или «доброе утро», или «извини, что разбудил тебя, нижайше припадаю к твоим ногам, о добросердечный Накамару».
Слишком рано, чтобы пытаться искать в этом какой-то смысл.
— Спишь? — спрашивает Каме, уже просочившись внутрь, и Накамару хочется ответить язвительным «спал», но Каме уже движется в сторону спальни с уверенностью человека, который знает, куда идти.
— Отлично. Давай спать. Выдели мне подушку. Мне нравится, когда она мягкая, если не возражаешь.
Накамару почти уже собирается спросить его, почему тогда он сейчас не спит у себя дома на своей бескрайней кровати, но собственный зевок пресекает это намерение. И то верно. Все вопросы лучше оставить на потом, на то время, когда солнце взойдёт, а мысли не будут пробиваться словно сквозь тягучий сироп.
Каме стягивает джинсы, пока Накамару пытается отыскать для него какие-нибудь штаны. Поиск длится недолго, и Каме переоблачается в них и в одну из «приличных» футболок Накамару без своих обычных придирок.
Даже сквозь простыню ноги у Каме совсем ледяные, и, чтобы согреть, Накамару уступает ему большую часть одеяла, натягивает его Каме на плечи, пока оно не оказывается подоткнутым со всех сторон, и Каме не начинает выглядеть как уютно свернувшаяся гусеница. Он улыбается, уткнувшись в подушку и закрыв глаза, — уже на полпути в страну снов, после того как так грубо вытащил из неё Накамару.
— Я тебя обожаю...
Накамару щёлкает выключателем лампы.
Он знает, что на языке Каме «онсен» — это «позаботься обо мне, пожалуйста».
Накамару просыпается первым. Телефон Каме звонит.
Поворот, протянутая рука, и Накамару отключает звонок.
Он снова переворачивается на спину, пытаясь выработать план, позволяющий ему выкарабкаться из-под ноги Каме с минимальными усилиями. Каме дышит ровно и глубоко, и Накамару чувствует его дыхание вдоль своего предплечья.
На самом деле ему совсем не хочется вставать.
Он вполне может позволить себе поваляться ещё десяток минут.
Накамару уже дошёл до раздела развлечений в газете, когда он слышит своё имя: неразборчиво промямленный сонный оклик. Кофеварка шипит и плюётся, свидетельствуя, что кофе готов.
«Как раз вовремя», - думает Накамару с улыбкой и перелистывает газету на следующую страницу.
Мягкое шлёпанье босых ног по паркету приближается из глубины квартиры, становясь всё громче, пока наконец не останавливается.
— Девять часов. Из-за тебя я проспал.
Накамару отмечает, что голос Каме по-прежнему звучит устало. Надо было передвинуть встречу ещё попозже.
— Где мой телефон?
Накамару откладывает газету и встаёт, наконец удостаивая Каме взглядом.
— Лучше молчи, — предупреждает Каме ещё до того, как Накамару успевает хихикнуть над торчащими со сна вихрами. Ворот у футболки растянулся до такой степени, что почти сползает у Каме с плеча. Накамару возвращает его на место, прежде чем протиснуться мимо по пути к кофеварке.
— Твой телефон на столе.
Каме он наливает кофе в чёрную чашку, себе — в белую. В чашке Каме нет ни сахара, ни сливок, только эспрессо — в количестве, достаточном для запуска ракеты.
— Мой менеджер звонил, — отмечает Каме вслух, прокручивая пропущенные звонки.
Накамару пожимает плечами.
— Он ждёт тебя к двенадцати.
— Я должен был быть там в восемь.
Накамару направляется к холодильнику, чтобы достать яйца.
— Скажи им, что у тебя спустило шину.
Когда на это не следует никакого ответа, Накамару колеблется, а потом вспоминает, как быстро Каме сдался на волю сна: по сути, глаза его начали слипаться, стоило только голове коснуться супермягкой подушки Накамару.
Резким движением он разбивает в плошку яйцо, потом второе.
— Скажи им, что я уронил твой телефон в унитаз.
По-прежнему никакого ответа. Накамару открывает один ящик, закрывает и открывает другой. Ну и куда он засунул этот чёртов венчик?
Он чувствует исходящее от Каме сонное тепло ещё до того, как ощущает руки, обхватывающие его за талию, и голову, уткнувшуюся сзади в плечо.
— Спасибо, — бормочет Каме.
Накамару замирает. Он видит венчик, нагло выглядывающий из-под лопатки для жарки.
— Иди, надень тапки, — отвечает он как можно безразличнее, — а то ноги замёрзнут.
— Спасибо, — снова повторяет Каме и не отпускает.
ii.
В день, когда Каме окончательно утверждают на роль в фильме, он звонит Накамару.
— Я не могу уснуть, — Каме будто слегка задыхается, слова выскакивают из него быстро, отрывисто, и Накамару легко представляет, как тот не переставая теребит сейчас свои волосы, ворот рубашки — всё, до чего может дотянуться.
— Ещё только полночь. Ты в жизни не ложился в такую рань.
Этой фразой он зарабатывает себе заливистый Каме-смех прямо в ухо.
— Ты такая заботливая мамочка, Накамару.
Накамару... Накамару хмыкает.
— Скажешь это в следующий раз, когда без приглашения уляжешься в мою кровать.
Ещё один взрыв смеха, ещё более заливистого и высокого. Он представляет себе, как Каме мотается по комнате, переставляя вещи, которые и без того находятся на своих местах. То, что он улыбается, совершенно очевидно, и в воображении Накамару его улыбка достаточно сияющая, чтобы в одиночку осветить весь Tokyo Dome.
— Мне надо чем-нибудь заняться.
— Чем?
Каме тихонько вздыхает и, наверное, сейчас он с силой запускает руку в собственные волосы, взлохмачивая их к чёртовой матери.
— Чем-нибудь. Ты… ты сейчас занят?
Накамару только что переоделся в пижаму. Он сидит в кровати, под рукой у него раскрытый военный роман, и он как раз добрался до главы, где герой наконец-то возвращается к себе домой только для того, чтобы узнать, что пока его не было, мир сильно переменился.
Ему тепло и уютно, и даже если бы Накамару прямо сейчас под дверь подсунули чек на миллион долларов, это вряд ли бы заставило его подняться.
— Да нет, ничем особо не занят, нет.
В такой поздний час на детской площадке ни души — самое что ни на есть безопасное место, по мнению Накамару, чтобы выгулять запьяневшего от собственного возбуждения Каме. Тот вприпрыжку шагает впереди, широко размахивая руками, и когда вдруг резко останавливается, рассеянный свет от уличного фонаря обволакивает его словно огни рампы.
— Давай сыграем в пятнашки! — заявляет Каме с таким видом, как будто это на редкость гениальная идея — двум взрослым мужчинам гоняться по пятам друг за другом вокруг площадки, рассчитанной на детсадовцев. Крепкая ладошка с силой впечатывается прямо в середину его груди до того, как Накамару успевает что-то возразить.
— Ты водишь!
И Каме срывается с места, в три шага взлетает на горку и гордо машет Накамару оттуда, как будто взобрался на самый высокий шпиль самого высокого замка.
Оставшийся внизу Накамару одаривает его глубоко скептическим взглядом и, когда ему кажется, что Каме потерял бдительность, делает ответный ход.
Каме подпрыгивает и вскрикивает — на самом деле это больше похоже на гневный взвизг, и Накамару сгибается пополам от неудержимого смеха.
— Ботинки не считаются! — настаивает Каме.
— С каких это пор? — кричит в ответ Накамару, бесполезно пытаясь удержать расползающуюся по лицу улыбку.
— С таких это!
Он наблюдает, как гигантский помпон на вязаной шапочке Каме мотается туда-сюда, когда тот несётся по деревянному переходу на другую сторону площадки. Накамару считает до пяти, прежде чем пуститься в погоню.
Через полчаса они оба выдохлись, и игра заканчивается, когда Накамару перехватывает Каме на рукоходе: несмотря на то, что пальцы Каме полностью обхватили металлические прутья, ноги даже не оторвались от земли. Наверное, впервые в жизни он выглядит гигантом.
Каме стаскивает шапочку, взъерошивая прилипшие ко лбу волосы. Накамару чувствует, что и его собственная шевелюра повлажнела от пота.
— Не представляю себе, как дети это делают, — говорит Каме, и глаза его, в точности как у ребёнка, широко распахнуты от удивления. — Мои племянница и племянник могут так носиться часами.
Накамару пожимает плечами.
— Быть ребёнком труднее, чем кажется.
Время к двум часам ночи, но Каме упорствует — они не могут уйти, не покачавшись на качелях.
— Раскачай меня? — Каме смотрит на него умоляющим взглядом, которому Накамару просто не может отказать, по крайней мере не тогда, когда над ним колышется этот дурацкий помпон. — Раскачай меня до звёзд, Юччи.
Небо тёмное, бархатисто-синее, и из-за уличных фонарей звёзды на нём совсем не видны. С того места, где стоит Накамару, кажется, что Каме снова и снова ныряет в его глубины, с каждым взлётом вскрикивая в невинном восторге.
Когда качели замедляются до полной остановки, Накамару обходит их вокруг, так что оказывается к Каме лицом. Протягивает руку, чтобы поправить шапочку, прежде чем та полностью съедет у него с затылка.
— Ну что, уже всё выплеснул?
Каме кивает, а потом расплывается в неудержимой улыбке.
— Я буду шпионом, Юччи, — шепчет он в окружающую их ночь, словно это секрет, которым ни в коем случае нельзя делиться при свете дня.
— Правда, что ли? А я-то не догадался, — отвечает Накамару, сам улыбаясь от уха до уха, и за руку стаскивает Каме с качели. Он хмурится. — Ты почему не надел перчатки? Руки совсем заледенели.
Каме ехидно пожимает плечами.
— А карманы на что?
И Накамару думает, что конечно, конечно он должен был ожидать этого, когда рука Каме ныряет в карман его куртки.
— Ты это спланировал.
Каме хохочет — громко и от души.
— И откуда, скажи на милость, я мог узнать, что ты наденешь что-то с карманами? Я, знаешь ли, ещё не шпион… пока.
Буквально на секунду Накамару задумывается о том, как много они знают друг о друге и сколь многое из этого может рассматриваться как конфиденциальная информация.
Слишком многое — это уж точно.
Они идут по тротуару зигзагами, сталкиваясь плечами и не в лад хохоча. Накамару чувствует себя слегка под кайфом, как будто Каме впрыснул что-то такое прямо в ночной воздух, что заставляет Накамару вдыхать его с таким наслаждением.
Он забавляется, то шарахаясь в сторону, то внезапно меняя направление движения, так что Каме жалобно вскрикивает, теряет равновесие и костерит его последними словами. Но его рука упрямо остаётся у Накамару в кармане. Слишком темно, чтобы кто-то что-то увидел, слишком поздно, чтобы кто-нибудь встретился им на пути.
— Это было здорово, — говорит Каме, когда они доходят до района, где живёт Накамару. Накамару не знает, специально ли он так задумал, но они останавливаются как раз в круге света от висящего над головой фонаря. Летающая тарелка прилетела, чтобы телепортировать Каме прочь.
Это похоже на развязку истории, а ему ещё совсем не хочется, чтобы она заканчивалась.
— Да, неплохо, — Накамару оборачивается к нему лицом, — и я выиграл.
Каме хохочет, запрокинув голову, а потом игриво прищуривается.
— Ты смошенничал. Ты читерский читер, Накамару Юичи, — голос Каме смягчается на его имени, растягивая и смакуя слоги. Взгляд у него открытый и ясный, точно там, за веками, поблёскивает упавшая звезда.
— Ты не обязан был приходить, но ты всегда, всегда это делаешь… Знаешь, что это значит?
Всегда. Это далеко не первый раз, когда Накамару позволяет вытащить себя куда-то, чтобы успокоить нервы Каме и помочь ему безопасно избавиться от опасного перевозбуждения, но он как-то никогда не считал. А смысл-то? Не имеет значения, пятый это раз, десятый или тридцатый. Он знает, что и в следующий раз придёт снова.
И, наверное, знает — почему.
— Я лучше всех умею заботиться о черепахах?
— Лучше всех, вот как? — переспрашивает Каме и придвигается ближе. Накамару бесстрастно стоит, чувствуя, как согреваются изнутри заледеневшие на морозе щёки. Тёплый выдох от смешка Каме щекочет его обветренные губы, прежде чем тот отстраняется и выглядит вполне впечатлённым.
— Тебе и правда сегодня везёт.
Накамару наконец отводит глаза от того места на лбу Каме, куда настойчиво пялился всё то время, пока тот стоял слишком близко.
— Читерская удача, — отвечает он с усмешкой и подбородком указывает куда-то вперёд, — Пошли уже. А то у меня нос почти отмёрз.
Каме упрямо не двигается с места и наконец вытаскивает руку, перекладывая её в собственный карман. Другой рукой он машет на прощанье.
— Мне, наверное, стоит поймать такси и ехать домой, — говорит Каме с извиняющейся улыбкой. — Меня, конечно, уже не так колбасит, но… всё равно я вряд ли усну. Если останусь, то, боюсь, не дам тебе покоя до утра.
Накамару смотрит на часы. 2:37. Не так уж много до утра и осталось, и Накамару всё равно не сможет заснуть, если отошлёт Каме прочь в таком состоянии. Так что в итоге лучше потратить ночь на аниме-марафон с Каме у себя в гостиной, чем бездарно крутиться в кровати в одиночестве, исходя на тревогу.
Поэтому он быстро хватает руку Каме и запихивает её обратно в карман своей куртки.
— Думаю, мы сможем придумать какое-нибудь интересное занятие, — говорит он с решительным кивком.
Несколько секунд Каме просто таращится на него без слов, и Накамару уже хочется переспросить: «ну что теперь?», когда губы Каме растягиваются в хитрющей улыбке, а брови язвительно хмурятся с откровенным намёком.
— Вот как, Юччи?
Накамару натягивает шапочку ему на нос.
iii.
Каме не выходит из комнаты даже после того, как их последняя встреча впятером подходит к концу. Накамару остаётся возле него, взглядом выпроваживая за дверь остатки КАТ-ТУН.
В комнате такая тишина, что её, кажется, можно резать ножом, и глаза у Каме опущены, словно он мысленно прощается с тем, что было и теперь уже больше не повторится. Гнев, который Накамару буквально только что щедро выплёскивал в эту самую комнату, снова начинает вскипать.
Резкий вздох, и за ним ещё несколько, таких же обрывистых. Для человека, который сам вытащил Коки на разговор, во время встречи Каме держался неестественно тихо. Накамару-то как раз, не стесняясь, выражал своё отчаянное возмущение, в том числе и за него тоже.
Но Накамару знает, что этого недостаточно. Смотрит, как начинают вздрагивать сначала только плечи Каме, а потом от них дрожь постепенно скатывается вниз по рукам. Первый шок проходит, и тело Каме запоздало реагирует на перенесённое потрясение. Накамару буквально чувствует, как в этот момент Каме накручивает себя всё больше и больше, вот только, по мнению Накамару, в этом уже нет никакого смысла. Не сейчас, когда всё уже кончено.
Без лишних слов он просто кладёт свою руку Каме на колени. И она лежит там: ладонью вниз, ни к чему не побуждая, ни на чём не настаивая. Довольно долго она лежит там никем не замеченная — пока Каме не накрывает её своей.
Накамару откидывается на стуле и смотрит, как пальцы Каме движутся по тыльной стороне его ладони. Он касается её бережно, но настойчиво, изучает её топографию, текстуру его кожи, форму его ногтей. Минута идёт за минутой, и Накамару чувствует изменения, чувствует, как дыхание Каме постепенно успокаивается.
Каме проводит большим пальцем по выступающей косточке сустава.
— Ты-то ведь не уйдёшь… правда?
«Ты не можешь, не имеешь права, я не позволю…» Все эти подтексты так легко разобрать.
Палец Каме едва ощутимо отслеживает контур его мизинца, словно обходит по широкому кругу невозможное, которое уже не кажется таким невозможным после всего, что случилось… Хотя должно бы. Каме никогда не должен был чувствовать ничего подобного.
Ещё один мазок вдоль выступающих косточек заставляет гнев угаснуть, так и не дав ему дойти до кипения.
— Ну что же, я здесь уже почти шесть часов… пора заканчивать, — смешок, в котором явно слышен надлом, и Накамару крепко сжимает его пальцы, сплетая их со своими.
— Не будь идиотом. Я никогда не уйду.
Напряжение покидает Каме по капельке, медленно, но верно. Накамару не знает, когда он успел превратиться для него в такой надёжный амортизатор, но никогда он ещё не был так благодарен за это, как сейчас.
iv.
Накамару и Тагучи заканчивают вторую порцию, а Уэда уже вовсю поглощает пятую. И никого особо не удивляет, что Каме съел от силы половину от первой, прежде чем извинился и вышел — якобы в туалет, но скорее для того, чтобы потихоньку оплатить общий счёт, чем чтобы действительно освежиться.
— Дурачина, — бормочет Уэда в его удаляющуюся спину, и Накамару просит официанта упаковать остатки порции Каме «с собой», прежде чем Уэда успеет добраться и до неё тоже.
— Не надо было…
Но Накамару упорно пихает ему бумажный пакет до тех пор, пока Каме наконец не берёт его в руки.
— Возьми с собой, положи в холодильник и съешь, когда ещё будет не настолько поздно, чтобы ты начал беспокоиться о своём весе.
Каме пялится на него, и его лицо куда более худое, чем было всего лишь пару недель назад.
— Мне кажется, ты беспокоишься о моём весе больше, чем я сам.
— Просто слишком хорошо тебя знаю, — коротко отзывается Накамару. И напоминает себе, что они уже на семь лет старше, чем были во времена «Нобуты».
«Дело не в чувстве вины», — думает Накамару. Просто на этот раз он не позволит Каме остаться одному.
— Ты сам-то ещё какой тощий, — ворчит Каме, когда Накамару загоняет его в угол, вооружённый сладкой булочкой, доставшейся от сотрудников Shuichi. — Тебе эти калории нужнее, чем мне.
Каме щёлкает его по кончику носа, и Накамару досадливо отмахивается от такого отвлекающего манёвра.
— Я всегда был тощим. И ты ни разу ничего не говорил по этому поводу.
— Да, и что? Я выглядел намного хуже, и ты тоже ничего не говорил, — парирует Каме без особой ярости или цели. И всё же они оба чувствуют этот укол, и обёртка громко шуршит, когда Каме стремительно выхватывает булочку.
— Я не имел в виду… прости. Я съем её. Обещаю. Просто не прямо сейчас.
Каме смотрит вниз, туда, где его пальцы нервно комкают пластиковую обёртку.
Дело могло бы быть в чувстве вины, но это не так. Во всяком случае, не до конца так.
— Эй, — говорит Накамару и тычет пальцем в щёку Каме, когда тот приподнимает голову. В конце концов, всё, чего он хочет, это чтобы Каме знал — за ним присматривают, пусть даже и в такой, немного неуклюжей, манере, присущей ему, Накамару.
— Кстати сказать, ты отлично выглядишь. Честно.
Немедленная улыбка легко касается кончика его пальца.
v.
— Ты сейчас где? — спрашивает Накамару, когда его телефон звонит. С того момента, когда они последний раз разговаривали, прошло уже несколько дней, с того момента, как последний раз находились в одном помещении — недели.
— В Сингапуре, — доносится приглушённый, слегка размытый ответ.
Накамару откидывается на сиденье машины, которая везёт его в… где бы там ни проходили съёмки Shuichi на этот раз. В скейтборд-парке, если он правильно помнит. Предполагается, что он будет весь такой понтовый и покажет телезрителям, как делать всякие трюки.
Накамару рассказал бы об этом Каме, но боится, что тот будет смеяться так сильно, что ещё, не дай бог, повредит себе что-нибудь.
— А если поточнее?
Несколько практически потерявшихся за помехами слов, которые звучат как название дорогого отеля, и потом — «в постели».
Накамару отворачивается в сторону, чтобы его улыбка не попала в зеркало заднего вида.
— Утомился после того, как весь день был гениальным шпионом? И сколько человек ты сегодня перестрелял?
— Троих… кажется. И одного прикончил собственными руками. Это было круто! — судя по голосу — это и правда было круто, хотя сейчас он в буквальном смысле засыпает с телефонной трубкой в руке. Накамару уже научился распознавать это на слух.
— Давай спи, а то завтра сам же будешь корить себя, что не выспался, — советует Накамару, наблюдая, как за окном проносится панорама города. — Успеешь ещё побахвалиться передо мной своими военными приключениями.
— Мне нравится твоё лицо, — бормочет Каме. — Я по нему соскучился.
«Так… пошли бессвязные комплименты», — отмечает про себя Накамару. Он знает, что теперь Каме может отчалить в страну снов буквально в любую минуту.
— Спи, — повторяет он твёрдо.
— П…тому я тебе и позвонил, — глубокий вздох, который звучит подозрительно похоже на «глупый, глупый Юччи», но Каме тут же смеётся и поправляется на «не останавливайся, Юччи, продолжай говорить».
И Накамару говорит. Он рассказывает о шоколадках и футболе, и о том, как, сменив одну марку стирального порошка на другую, принял, возможно, самое лучшее решение за всю прошедшую неделю.
— У моих простыней теперь райский аромат, — гордо заявляет Накамару.
Сонный лепет, который Накамару расшифровывает как:
— Ты что, пытаешься меня соблазнить?
— А что, есть необходимость? — усмехается Накамару, перекладывая трубку к другому уху, и продолжает монотонно описывать свои будничные заботы, от завтрака к ужину и обратно. Каме по большей части молчит, и Накамару прислушивается, чтобы не пропустить момент, когда молчание сменится сонным сопением.
Накамару как раз рассказывает про недавно обнаруженный рыбный рынок, где продают вкуснейших кальмаров, когда вдруг слышит на другом конце странный звук, и за ним — тишина. Он останавливается.
— Каме? — осторожно окликает он, хотя, скорее всего, Каме уже… однако в ответ доносится невнятный смешок, мягкий, точно пастила.
— Прости. Мне послышалось, что ты сказал… что-то другое.
— Что? — переспрашивает Накамару, наслаждаясь Каме в состоянии сонной разнеженности. Он представляет себе взъерошенную голову, уткнувшуюся в подушку в попытке спрятать улыбку, которая прорывается несмотря ни на что.
— Что ты меня любишь.
Это как переехать через десяток «лежачих полицейских» разом на скорости в сто двадцать километров в час. Без тормозов. Без ремней безопасности.
И каждый раз ощущение одно и то же.
Накамару не знает — что ещё это может быть.
Его взгляд мимоходом останавливается на водителе и снова возвращается к окну. Он колеблется, но не настолько долго, чтобы Каме заснул, не дождавшись его ответа.
— Я мог бы сказать и так.
Накамару слышит глубокий, счастливый вздох, который с тем же успехом мог испустить сам.
— Скажешь мне это в следующий раз. Когда я вернусь и не буду засыпать на ходу.
— Хорошо, — легко соглашается он, хотя знает, что «легко» это точно не будет.
А может, и будет.
Каме, приходящий к нему домой, что-то столь же естественное, как выбраться утром из постели, чтобы приготовить кофе на двоих. Чёрная чашка стоит в ожидании на нижней полке кухонного шкафа. Запасным футболке и штанам выделен отдельный ящик — только для них. Неотложный набор для заботы о черепахах.
— Эй, я не разрешал тебе останавливаться, — слышится в трубке голос Каме, и Накамару смеётся, извиняется и продолжает свой рассказ о том, что он ел на завтрак сегодня утром. И совсем скоро из трубки доносится только тихое сопение.
Накамару знает, что на языке Каме «продолжай говорить» означает «будь моей колыбельной».
@темы: Переводы фиков, Kamenashi Kazuya, WTF 2014, scorch66, Nakamaru Yuichi