Поверь моим глазам - Trust your eyes to me - scorch66 (2/2)

[leen1707]

Название: Поверь моим глазам Бета: Дила, Nefritica, chujaia Оригинал: "Trust your eyes to me" by scorch66 (Часть 1, Часть 2) - разрешение получено Размер: 16 800 слов Пейринг/Персонажи: Уэда Тацуя (Тат-чан)/Каменаши Казуя (Каме), КАТ-ТУН, другие джоннисы Категория: слэш Жанр: ангст, джен, романтика Рейтинг: PG-13 Предупреждения: цитаты, канон, подростковый ангст, поток сознания и назойливая матчасть. Краткое содержание: Они мучаются от неуверенности в себе, но уверены друг в друге Примечание: Этот фик в значительной степени основан автором на трёх переведённых интервью: 1 | 2 | 3, русские цитаты приводятся по переводам 1 | 2 | 3

Уэда Тацуя

Каменаши Казуя

Часть 1/2

---

Я не мог показать себя "настоящего". Я бы просто сломался, если бы не проводил постоянно чёткую границу между тем, что происходило "на камеру" и "без камеры". ○

Долгожданный дебют КАТ-ТУН настигает их внезапно, как молния.

У Уэды ни минуты для роздыха. Люди в костюмах, вероятно, знающие, что делают, тащат его то туда, то сюда, подправляют и переодевают, и как-то неожиданно - его волосы снова тёмные, и он видит, как бёдра Аканиши и Каменаши занимают половину экранного времени их первого клипа. После всего, через что им всем пришлось пройти, это довольно… разочаровывающе.

К нему приставляют личного шофёра - теперь, когда им больше не позволено ездить на метро. И камеры повсюду: их вспышки, ловящие малейшее движение, окружают его, точно несколько слоёв упаковочной плёнки, и остаётся только сказать спасибо Каме, отвлекающему на себя основное внимание тем, что держится почти вплотную к Аканиши и произносит правильные слова. Всё, что может Уэда - это кивать, до боли поджимать губы и стараться не выглядеть таким обескураженным, каким себя чувствует.

Он заключает уговор с Аканиши, и по сигналу - осторожному взгляду или тычку пониже спины - Аканиши передвигается так, чтобы спрятать его за своими широкими плечами, когда Уэде становится неуютно от слишком пристального внимания. Аканиши - отличный щит, потому что сам он светит так ярко, что Уэда поневоле отходит в спасительную тень.

Каме, однако, не в курсе, что происходит у него за спиной, и хотя отношения между ними ещё натянутые, даже Коки, кажется, облегчённо вздыхает, когда Каме первым кидается отвечать на вопросы и своими костлявыми плечами и айдольской улыбкой прорезает им путь сквозь журналистские толпы.

Благодарность, однако, длится недолго.
Когда Уэде в третий раз приходится давать ответ на вопрос, умышленно переадресованный ему Каме, Уэда вылавливает его после съёмки и требует, чтобы он прекратил это на хрен.

- Ты не можешь продолжать прятаться, - заявляет Каме, упрямо задирая подбородок. - Они должны рассмотреть нас всех, иначе ничего не получится. Мы не можем позволить себе отсутствующую букву.

- Да какая, на фиг, разница, если всё, что им нужно - это ты? Я не собираюсь довольствоваться твоими объедками!

Это вырывается на одном едком выдохе - Уэда даже не подозревал, что носит это в себе ещё с давних, давних пор. Каме не кажется удивлённым, и от этого только хуже. Как-никак они годами видели друг в друге самое худшее. Обещали, что будут это видеть.

Каме сглатывает:
- Дело не в том, что им нужен я. Ты тоже должен быть кем-то для них.

Проблема в том, что Уэда не такой хороший актёр, как Каме.

Как выясняется, Каме тоже не так уж хорош, по крайней мере при столкновении с яракаси в толпе поклонников. Они машут плакатами с яркими надписями «ПОДДЕЛКА», «НЕНАВИЖУ», «УМРИ», и удивительно, как это заставляет их пятерых сплотиться вокруг Каме защитной стеной. Они подхватывают его и тащат за собой через Tokyo Dome, как только замечают, что он опять стоит неподвижно, уставившись в зал и сжав микрофон в безвольно опущенной руке.

Уэда яростно оборачивается к трибунам, будто приглашая их только, блять, попробовать!..

Когда кто-то из этого моря лиц кричит Каме «заткнись», губы Каме смыкаются намертво до самого конца конферанса. И как бы ни старались, они не могут заполнить этот вакуум.

Будь для них кем-то.

Будь самим собой.

Уэда запирает дверь в их гримёрку и подталкивает Каме к кушетке. Каме движется как робот на автопилоте, замирая на самом краешке, когда садится. Уэда встаёт на колени возле его ног и растирает предплечья - сильнее, чем собирался, так, что ногти оставляют розовые царапины на бледной коже. Он сплетает с ним пальцы и сжимает так крепко, что чувствует, как трещат их кости. Боль, по крайней мере, заставляет Каме моргнуть.

- Я стараюсь… Я пытался, но… - произносит он отрешённо, и в голосе его столько вины, что с точки зрения Уэды, лучше бы он вообще заткнулся. Он обхватывает Каме за талию - до ужаса тонкую - и удерживает их обоих на хрупкой грани реальности.

- Не надо. Не будь собой. Никогда не отдавай им себя, - приказывает Уэда и вспоминает зал, только и ждущий, когда их жертва вернётся. И если бы, если бы только Каме не переживал это так! - Они тебя не заслуживают.

- Но я бесполезен без…

Уэда затыкает его поцелуем. По крайней мере на это его губы годятся.

---

Уэда размышляет, почему они никогда не следуют советам друг друга, потому что вроде должны бы. Но так и не следуют.

---

Когда Аканиши объявляет о своём отъезде, всё, что Уэда слышит, это голос Каме.

Мы не можем позволить себе отсутствующую букву!

Но их «А» говорит им гуд-бай, и чёрт их всех побери, думает Уэда, если они с этим не справятся.

Каме приглашают в ещё одну дораму*, вместе с Коки, и Уэда рад, что люди не потеряли к ним интереса, что КАТ-ТУН ещё хоть что-нибудь значит. Когда начинают разрастаться слухи: о разрыве между Каменаши и Аканиши и о том, что Каменаши будто бы не хотел делиться славой и вынудил Аканиши уехать на самом пике успеха - ну а иначе какого чёрта тот уехал? - он испытывает ещё большее облегчение от осознания, что рядом с Каме есть кто-то свой.

Коки и сам говорит о том же. О том, что таблоиды собираются вокруг Каме, точно грозовые тучи, и по крайней мере он там, поблизости, чтобы держать над ним зонт. Сладкое притягивает мух, известность - слухи, а Каме - известный айдол и притягательнее, чем самый сладкий десерт.

- Они приходят на съёмочную площадку и вываливают на него всю эту дурь. Но он никогда не отвечает. Просто делается очень тихим и… ну ты и сам знаешь, каким он становится…
Каменаши на автопилоте. Да, Уэда знает. Гримаса Коки смягчается, и Уэда следует за его взглядом, туда, где Каме позирует, обняв за плечи Тагучи и Накамару.
- Он настоящий профессионал. Включается камера, и он ни разу ещё не забыл слова. Но знаешь, по мне, так лучше бы забыл. Это неправильно, что он всё держит в себе. Это, мать его, ненормально.

- А что, разве Каменаши был когда-то нормальным? - откликается Уэда, и они обмениваются невесёлыми усмешками. Каме всегда был чокнутым, как, впрочем, и они все; он просто лучше научился это скрывать.
_______
* Прим. пер. - Имеется в виду дорама «Одна единственная любовь» (Tatta Hitotsu no Koi, 2006), в которой Каменаши Казуя исполнил главную роль Канзаки Хирото. Музыкальная тема дорамы «Bokura no Machi de» стала третьим синглом КАТ-ТУН, который группа выпустила впятером (без Аканиши), пока тот был в США.

---

Близится полночь, когда раздаётся стук в дверь. Уэда распахивает её и видит Каме на пороге своей квартиры. Снаружи дождь, но, похоже, он сумел не попасть под грохочущий ливень, только волосы чуть влажные и завиваются, падая на усеянные подсыхающими капельками плечи. Тем не менее он дрожит, и холодный белый свет в коридоре делает глубже тени на его лице.

Сердце Уэды даёт сбой от того, как театрально всё выглядит, словно на его пороге разворачивается сцена из фильма - триллера или любовной истории, судить ещё рано - но кто знает, может быть, Каме вдруг отрастит рога или что там ещё? И это настолько в духе Каменаши, что ему поневоле хочется рассмеяться, пока он наконец не видит выражение лица Каме и не заталкивает его поскорее внутрь.

Вряд ли, говорит он себе, вряд ли это что-то серьёзное, потому что Каме… ну или кто-нибудь… наверняка позвонил бы ему немедленно, но и полночный визит не из серии вещей, которые случаются каждый день. Да что там - вообще когда-либо. Каме ни разу не был у него дома, и Уэда хочет было спросить, но потом решает, что не так уж важно, получил ли Каме его адрес от их общего менеджера или от Накамару, или даже от самого Джонни. Главное, он сейчас здесь, оставляет мокрые следы на его деревянном полу. И оглядывается, как будто ищет что-то важное.

Уэда не торопит его, ждёт, пока Каме сам придёт к нему, чтобы выпустить наружу то, что держит в себе.

Каме внимательно осматривает квартиру, и Уэда нервно чешет лодыжку ступнёй. Она у него вполне приличных размеров и совсем не прибрана, повсюду разбросаны какие-то вещи, но глаза Каме останавливаются на боксёрских перчатках, которые он кинул на диван, чтобы не забыть положить их в сумку, когда будет выходить. Уэде интересно, поступает ли Каме так же со своей бейсбольной перчаткой. Скорее всего, нет. И не то чтобы у Каме было время играть, когда ему приходится волочь на себе и «К», и «А».

Он хмурится, предчувствуя разговор ни о чём, когда Каме наклоняет голову и спрашивает:
- Как я выгляжу?

И ему приходится сморгнуть, чтобы избавиться от образа писклявого джуниора, неизвестно как оказавшегося посреди его гостиной.

- Как человек, которому не помешал бы тёплый душ.

Каме кривится так, как будто кто-то насильно влил в него томатный сок, и Уэда просто ждёт. Грудь его ходит ходуном, точно ему не хватает воздуха, и наконец лицо искажается видимой болью, которую он так старался от всех скрыть.

- Я больше не могу, - слова звучат неровно, словно вырванные из него невидимой леской, которая по дороге зацепилась и теперь врезается прямо в сердце. - Это несправедливо. Я делаю всё, что могу. Я позволяю им взять, что им хочется, но ничего, ничего не срабатывает!

Светло-каштановые волосы Каме падают ему на лицо, заслоняя лихорадочный взгляд. Уэда приказывает себе не двигаться с места.

- Мы сработали, - напоминает он.

Он видит, как пальцы Каме сжимаются на ткани куртки, прямо над сердцем, как будто там, в груди, пустота. Но, может быть, так и есть, может быть, его сердце спрятано сейчас где-то в далёком Лос-Анжелесе, и Каме пришёл, чтобы заменить его другим.

- Я ничего ему не говорил. Честно, я ничего не делал. Он был в порядке. Мы были в порядке! Я не виноват, что он… Быть Хирото* так больно.

И он смотрит на Уэду умоляюще, как будто тому по определению известны все ответы, и он легко отыщет ему очередное убежище.

- Тогда будь Каменаши.

Яростный взмах головы и пальцы, непроизвольно сжимающиеся в кулаки:
- Нет, не хочу!

Уэда поднимает руку и манит:
- Тогда иди сюда.

…Уэда не знает, кто был с ним в постели в ту ночь: чьи ногти царапали ему спину, чья плоть горела от соприкосновения с его собственной, чей голос выкрикивал его имя, и от чьей головы осталась вмятина на подушке на следующее утро - но кто бы то ни был, это был кто-то, кого Аканиши никогда, никогда не сможет коснуться.

---

Мне необходимо спрятаться под чьей-то кожей.

Спрячься во мне.

---

Уэда не ненавидел Аканиши за его отъезд, но, кажется, начинает ненавидеть за возвращение.

То есть, разумеется, они испытывают облегчение. Они не рассуждают об этом вслух, но Уэда-то знает, что даже Коки, который отказывается обменяться с Аканиши и парой слов и начинает дёргаться, если даже просто находится с ним в одной комнате, тоже чувствует это. Даже Каме, который истончался и нарастал как прилив, оставляя осколки себя у него на пороге, чтобы Уэда склеивал их снова и снова, вздыхает свободно, когда они опять стоят на сцене вшестером.

Они все чувствуют это.

Как будто у них из бока наконец-то вытащили застрявшую занозу.

Уэда поёт "Butterfly", и знакомый голос Аканиши вплетается в его, кружится, пока окружающий мир не начинает кружиться вместе с ним, и лица сливаются в одно бесформенное пятно, и он избавляется от гнева и позволяет ему раствориться в свете...

Дело не в том, что Аканиши уехал. Дело не в том, что Уэда утратил свой щит и остался на виду, как он есть. Дело не в том, что он бросил Каме на произвол судьбы и оставил их всех сторожить его «А», ни слова не сказав о возвращении. Дело не в том, что он поставил под угрозу существование КАТ-ТУН, потому что если быть честным с самим собой, будь у Уэды возможность выбора, он не уверен, что сумел бы от неё отказаться.

Есть какое-то странное взаимопонимание между ними двоими. И было всегда. Откуда оно взялось, Уэде неведомо, потому что Аканиши - Солнце, а Уэда - Луна, и им никогда не светить на одном небосклоне. Однако годы назад, когда Аканиши подошёл к нему со словами для "Butterfly", Уэда согласился без всяких раздумий. Его выбрали. Его - а не Каме.

Сначала Уэда думает, что всё дело в бессмысленности, и его желание добавить к концертному макияжу Аканиши дополнительный лиловый акцент вызвано тем, что тот бросил их - и ради чего? Американский акцент и чизбургеры ценой КАТ-ТУН? Великие мечты, которые он изливал дождливыми вечерами в их репетиционном зале - такие же иллюзорные, как феи, которых никогда не видел Уэда.

Или, может быть, в том, что Уэда ворочался ночами без сна, мечтая о такой же возможности, которую никогда не предоставят ему, потому что он - серебряный, а не золотой.

Хотя, скорее всего, дело во всём этом вместе взятом, но когда КАТ-ТУН начинают вести своё первое телешоу* впятером, когда они занимают первую строчку в рейтинге с "Bokura No Machi De", когда Уэда видит, как все они сплачиваются воедино, как распрямляются плечи Каме, и как растягивается и крепнет его собственная кожа… Он знает - в его кипящем негодовании виноват не отъезд Аканиши.

Дело в том, что он вернулся, когда они уже научились обходиться без него.
_______
* Прим. пер. - Имеется в виду телевизионная программа «Cartoon KAT-TUN» с участниками КАТ-ТУН в качестве ведущих, которая транслировалась еженедельно с апреля 2007 по март 2010 года.

---

Аканиши – это притяжение, и не Уэде с ним бороться. Он чувствует, как съёживается и уменьшается рядом с ним, рядом со слепящим сиянием Аканиши и Каменаши, стоящих бок о бок на одной сцене. АкаКаме. Впору использовать это слово как ругательство, настолько он возненавидел его с течением времени. Он мило улыбается фанаткам, и они машут в ответ своими плакатами с… АкаКаме.

Уэда уходит обратно в тень, но здесь уже совсем не так уютно, как ему помнится. Возможно, он перерос её, а может быть, просто Каме обхватил его запястье и тянет, чтобы удержать его на свету, так сильно, что того и гляди оставит синяк.

- Я не позволю тебе исчезнуть, - заявляет он твёрдо.

И Уэда не знает, делает Каменаши это ради него или ради себя самого? Может быть, Уэда нужен ему поблизости - на случай, если Аканиши снова разобьёт его на мелкие части.

Помяни чёрта… Он замечает, как Аканиши косится в их сторону, и это тот же собственнический взгляд, которым он следил за Каме во времена джуниорства, взгляд, говорящий: «не смей играть с моей любимой игрушкой». И он неожиданно чувствует толчок, словно что-то в его венах разлетается в стеклянную крошку.

Каме по-прежнему держит его запястье, и Уэда не вырывает его, наоборот, говорит: «Не отпускай меня, хорошо?», пока другая его рука проскальзывает под футболку Каме и оборачивается вокруг талии, массируя плоть там, где ещё недавно торчали кости. И Аканиши смотрит на это, и они оба знают. Оба знают, что это уже не хрупкий ребёнок, готовый рассыпаться от восторга возле их ног. Теперь это мягкая, упругая оболочка, скрывающая неумолимую сталь.

Это Каме, который не знаком Аканиши, потому что принадлежит ему.

Солнце, Луна и прилив, который ей подвластен. Лидер.

Лицо Каме окрашивает яркий румянец, его дыхание становится прерывистым, и он практически тянется за поцелуем, когда Уэда выдёргивает своё запястье из его хватки и костяшками пальцев разворачивает подбородок Каме в направлении Аканиши. Беззвучный вздох, глаза Каме расширяются от неожиданности. Уэда проводит рукой вдоль мягкого живота, «до свидания» – не «прощай», прежде чем выйти из комнаты.

Пусть Аканиши в своё удовольствие понаблюдает за желанием на лице Каме.

---

Выход из тени, в частности, подразумевает сбрасывание покрова тайны.

Уэда никогда не пойдёт на такое, и Каме знает об этом очень давно.

---

Некоторые вещи не меняются даже после их дебюта, к примеру, хореографические репетиции – снова-здорово с каждым следующим синглом. Вот уж и правда, "Don't you ever stop".

Уэда в который раз спотыкается, и, соответственно, рушится его настроение. Он падает на стул, устроив себе передышку, пока Каме не кидает на него десятитысячный возмущённый взгляд, и - хорошо. Если они хотят, чтобы он танцевал, он станцует. Уэда спустя рукава выполняет движения, коверкает разворот и практически влетает в Накамару при смене позиции.

- Ты что творишь? – наконец взрывается Каме, и все тревожно выпрямляются, за исключением Аканиши, которому в равной степени плевать и на танец, и на него.

Уэда не считает нужным упомянуть о том, что он пересматривает запись с хореографией каждый день – он знает шаги не хуже любого в этом зале, просто его конечности никак не могут поспеть вовремя, но он старается-старается-старается! Вместо этого он пожимает плечами и говорит:
- Не испытываю желания быть твоей подтанцовкой.

- А что заставляет тебя думать, что я позволю тебе ею стать?

Из Каме вышел бы неплохой боксёр, думает Уэда. Потому что его отдача сильнее, чем нанесённый удар.

---

“То обещание, которое мы дали, когда были джуниорами … Почему ты обратился ко мне?”

“Говорят, что любовь слепа… а ты меня ненавидел.”

Ненавидел. По крайней мере это Каме известно...

---

Они не друзья, и это заметно настолько, что продюсеры не чураются использовать это в своих сценариях.

Когда они проигрывают, они - КамеДа, и, возможно, есть особый смысл в том, как они объединяются в проигрыше, взаимно дополняя недостатки друг друга.

- Не могу поверить, что ты не имеешь понятия о том, как готовить, - возмущается Каме, и Уэда жалеет, что у него под рукой нет скрытой камеры, чтобы продемонстрировать всему миру истинное лицо всегда вежливого Каменаши.

- Ах, простите, что я не знаю, как следовать рецепту, который ты изобрёл на ходу, - цедит Уэда сквозь зубы. – Ты не можешь мной командовать, Каменаши. И я тебе не телепат.

И всё же иногда - телепат.

Иногда Каме подходит к нему после дней, недель, месяцев (потому что поддерживать связь – это для друзей, у Каме нет времени, у Уэды – терпения) и открывает рот, и Уэда понимает, что он хочет сказать, уже по одному его смущённому взгляду…

- Тат-чан.

…и он знает, что это извинение.

---

Концерт. Его собственный сольный концерт*.

Радость, граничащая с экстазом.

И потом отходняк. Пот выступает на лбу при одной только мысли, что все взгляды будут направлены на него – только на него, он будет один на сцене, петь в одиночку, танцевать в одиночку, и никого не будет рядом, чтобы подстраховать его или задать наводящий вопрос во время конферанса. Ему придётся придумать что-то смешное, что-то очаровательное, хотя он всего лишь Уэда – господи, да как он может даже думать об этом?

Он ополаскивает лицо над раковиной в ванной комнате, смотрит в упор на своё мокрое отражение и видит ту же ничем не выдающуюся физиономию, которую видит каждый день. Он крепко прикусывает нижнюю губу, опускается на диван и тянется к мобильнику, прокручивая список контактов.

Если бы контакты могли покрываться пылью, телефон Каме был бы почти неразличим, как бывает с тем, к чему не притрагивались годами. Он обновляет его каждый раз, когда Каме меняет номер, но скорее - на всякий случай, чем на самом деле намереваясь использовать. Несколько мгновений Уэда сидит, уставившись себе в колени, а потом нажимает «вызов». Однажды Каме впервые перешагнул порог его квартиры. Для всего на свете есть первый раз.

Насколько внезапен его звонок, заметно хотя бы по тому, что вечно занятой Каменаши снимает трубку на первом гудке, и слова буквально сыпятся из него:
- Что случилось? Что произошло? С тобой всё в порядке?

- Как посмотреть, - у Уэды вырывается дрожащий смешок, - сейчас меня вполне может стошнить.

Осторожное:
- Ты пьян?

- Нет, но по ощущениям - да.

- Уэда, - строго говорит Каме, и это здорово. Сразу возвращает к реальности. Каме может прочесть ему отповедь за то, что он даже задумывался об этом. Он слышит дыхание Каме на другом конце, молчаливое ожидание, требующее объяснения, которое Уэда ещё никак не может сформулировать у себя в голове. Но Каме лучший телепат, чем он сам.
- Тат-чан… дело в твоём сольном концерте, да?

Разумеется, Каме знает. Он практически живёт в стенах агентства.

- Да.

- Я могу подъехать через пару… - шуршание, видимо, сверяется с расписанием, - через три часа?

Он слышит в голосе недовольные нотки и не пытается приглушить свой смешок, представив Каме, возмущённо гипнотизирующего часы.
- Ты не властен над временем, знаешь ли. И ничего страшного. Я в порядке.
Если не считать того, что я позвонил тебе, и это уже о чём-то говорит.

- Ты ведь принял предложение, правда? – спрашивает Каме так, как будто он готов оторвать Уэде голову в случае отрицательного ответа.

Уэда кивает, потом понимает, что его не видят, и отчасти благодарен за это. Годы прошли с тех пор, как он последний раз так рассыпался перед Каме. Теперь обычно он – тот, кто чинит и склеивает.
- Я даже не подумал о группе, когда соглашался. Вообще ни о чём не думал.

- И не должен был, с какой стати? Это не касается КАТ-ТУН. Сейчас твоя очередь.
Каме говорит это как нечто само собой разумеющееся, хотя они оба знают, что первые мысли Каме при подобном предложении были бы о том, как это отразится на общем положении группы. Каме читает это в его молчании.
- Если ты волнуешься из-за этого, то для нас это дополнительное паблисити, так что куда ни кинь, везде выигрыш. Ты правильно поступил, что согласился. Я бы тоже согласился.

Только это совсем не то же, что Shuji to Akira.

- Каме, - Уэда облизывает пересохшие губы. – Я не могу стоять на сцене один.

- Почему? Ты же выходишь на ринг один, разве нет?

Другое, это совсем другое. Гораздо проще получить перчаткой в лицо, чем стоять лицом к лицу с разочарованной публикой.

- Я не знаю, как ты справляешься с этим.

Пауза, и Уэда хотел бы видеть выражение, с которым Каме тихо произносит в ответ:
- Знаешь. Ты же всё время стоишь там рядом со мной.

Всё, что могу я, можешь и ты. Тогда Уэда так искренне ненавидел эту произнесённую писклявым голосом фразу, слыша в ней только насмешку. Теперь он чувствует, будто невидимые руки, маленькие и огрубевшие от бейсбольной биты, расправляют ему плечи, прикасаются к его собственным рукам и крепко сжимают.

Уэда развязывает и завязывает узелки на поясе шорт.
- Что, если никто не придёт?

- Агентство никогда не делает предложений, в которых нет для них выгоды, - говорит Каме, прежде чем в его в голосе просыпается внезапная живость. – Кроме того, этого не случится. Я там буду.

Уэде хочется ответить круто, может быть, даже романтично, что-нибудь типа «Что ж, буду ждать» или «Ещё бы тебя там не было», но дыхание застревает у него в груди, и всё, что он может вытолкнуть – только искреннее:
- Спасибо.

- Я делаю это не из-за тебя, - смеётся Каме. – Просто хочу послушать хорошую музыку. Мне нравятся твои соло.

- Тебе… что только не нравится.

Он слышит хмыканье Каме и неожиданно чувствует желание поймать его на предложенном «через три часа», хотя бы для того, чтобы ощутить, как вибрирует горло Каме под его собственными губами. Но не делает этого, потому что это желание не продлится. Оно существует ровно столько, сколько они нуждаются друг в друге: пламя, которое плавит и соединяет разбитое, прежде чем исчезнуть в клубе дыма, оставляющем только воспоминания.

- Некоторые вещи нравятся мне больше других, - наконец говорит Каме. – И можешь перестать уже прикусывать губу. Увидимся на концерте.

И эти воспоминания остаются надолго.
_______
* Прим. пер. - Первый сольный тур Уэды Тацуи, под названием «MOUSE PEACE», состоялся 8-21 сентября 2008 г.

---

Каме выглядит почти извиняющимся, когда просит Уэду помочь ему с постановкой ударов.

- Ты боксёр, - говорит он так, будто ожидает, что Уэда обидится на него из-за этой дорамы*. Уэда закатывает глаза и делает пробный замах, слегка задевая челюсть Каме, так что его голова поднимается, и он отвлекается от тревожного рассматривания поверхности ринга.

- Следующий будет больнее, если не будешь внимательным.

Им было бы безопасней практиковаться на наполненной песком груше, чем друг на друге, но это то же, чем они занимались годами, выпускали пар, и другой был обязан терпеть, потому что обещание есть обещание, и не важно, как давно оно было дано. Кроме того, в том, чтобы немного потрепать Каме и вывести его за пределы привычной территории, есть особый кайф, от которого Уэда не готов отказаться.

На Каме защитный шлем, потому что лицо - по-прежнему его главное достоинство, какие бы скромные благоглупости он не вешал на уши ведущим, когда они заговаривают об этом. Их торсы обнажены, боксёрские трусы туго затянуты на талии, и Уэде смешно, что даже после многих лет в боксёрском бутае** Каме так и не научился делать хук слева.

Но это далеко не единственная вещь, которая вызывает улыбку, потому что, хотя глаза Уэды и следят за движением новых мускулов под гладкой от пота кожей, Каме всё ещё крохотный. От сорокакилограммового скелета - к боксёру, которому никак не удаётся сбросить вес. И тем не менее Каме подходит к роли серьёзно, как он подходит в принципе к любой работе, вне зависимости ни от чего. Вне зависимости от низких рейтингов, которые Уэда никогда не упомянет вслух. Каме сейчас горит оптимизмом Косаку, и Уэде хочется, чтобы он его сохранил.

Наконец Каме удаётся дотянуться до него сбоку, и его глаза победно блестят, когда он стаскивает с себя шлем. Тёмные волосы вымокли от пота и взъерошены, и Уэда уже видел их такими - в собственной квартире, в своей постели. Пот скатывается по шее Каме струйками и скапливается в ямочке между ключицами.

Уэда делает шаг вперёд и награждает его ударом в живот. Бьёт не в полную силу, но достаточно, чтобы было чувствительно. И Каме брякается на пол, совершенно неготовый к этому.

- Не честно, - скулит он с пола, и Уэда не отрицает, что, пожалуй, ему доставляет удовольствие видеть его таким – на спине и в полной его власти. Каме ловит его взгляд, и он может указать точный момент, когда тот догадывается о направлении его мыслей, по тому, как мышцы Каме расслабляются, и его тело становится текучим, как вода. Глаза у него поблёскивают, и он ступнёй цепляет Уэду за лодыжку, переворачивая его мир вверх тормашками.

- Какого чёрта, - еле выдыхает Уэда, когда Каме не даёт ему прийти в себя и перекатывается на него сверху, кожей к разгорячённой коже. Он тяжёлый, и Уэда чувствует его запах, чувствует его везде, точно вторую кожу.

От загадочной улыбки Каме мурашки пробегают у него по спине – вверх-вниз, вверх-вниз, пока сердца их бухают в унисон.

- Следующий будет больнее, если не будешь внимательным, - передразнивает Каме, а потом наклоняется – вперёд и вниз, сокращая и без того невеликое расстояние между ними, чтобы вонзить свои зубы в нижнюю губу Уэды. Боль заставляет тело Уэды натянуться вплоть до самых ступнёй.
- С этого момента только я имею право их кусать.

Каме зализывает ранку, прикусывает и снова снимает боль. Уэда позволяет ему играться со своими губами и тем временем просто наслаждается весом Каме, пока тот не шепчет, холодком дыхания по влажной коже:
- Мне нравится твой рот.

Уэда дёргается, пытаясь перекатить их в противоположную позицию и вернуть утраченный контроль – в конце концов, он хозяин на этом ринге и не может позволить Каме обращаться с ним подобным образом. Но Каме плотно прижимает его к полу, и следует борьба, быстро переходящая в бесстыдное трение друг об друга, от рычания к стонам, которые отдаются между их скользящими торсами. Даже руки Уэды в перчатках и то истекают потом.

- Ты чокнутый, - выдыхает Уэда, и глаза у Каме - тёмные-тёмные, а улыбка - ярче солнца, когда он ещё сильнее прижимает его к полу.

- Боюсь, что тут мы два сапога пара.
_______
* Прим. пер. - Имеется в виду дорама «Однофунтовое Евангелие» (One Pound no Fukuin, 2008), в которой Каменаши Казуя сыграл боксёра Хатанака Косаку.
** Прим. пер. - Имеется в виду мюзикл «DREAM BOYS» (название незначительно менялось от сезона к сезону), в котором Каменаши Казуя играл главную роль с 2004 по 2012 г.

---

- Уэда? – переспрашивает Каме на экране, обернув его имя в несколько слоёв невероятности, и аудитория буквально ест у него из рук, а Уэда у себя на диване ухмыляется от уха до уха. Каме выглядит лучше, более здоровым и расслабленным, чем когда-либо раньше, сияющим, как и подобает Косаку. Их тренировки явно приносят пользу.

- Если бы я лежал как сейчас, и тут оказался бы Уэда, это было бы ужасно! Такая странная ситуация! Уэда - он же как кто-то, кого показывают по телевизору.

На секунду Уэда паникует, потому что ему кажется, что Каме переигрывает, слишком усердствует в своём отрицании, но паника беспочвенна, потому что никто его на этом не ловит, и тема плавно сменяется другой. Уэда откидывается обратно на подушки и проводит пальцем вдоль края губ.

Каме – профессионал. Как всегда.

---

«Когда я страдаю, поднять мне настроение способны только люди, но и обратное происходит тоже только из-за людей». ○

В 2009 Уэда становится Ромео*, а Каме пьёт вино из высоких бокалов**, и губы у него темнеют, точно от яда.

Уэда - впервые в главной роли на сцене, и всё в новинку. Он справляется с этим лучше, чем ожидал, и когда ему удаётся отыграть всю пьесу целиком без единой запинки, даже без обычного волнения, скручивающего его внутренности каждый раз, когда на него нацелено слишком пристальное внимание, Уэда понимает, что на самом деле повзрослел. И что гораздо важнее - он вписывается. Он с лёгкостью проскальзывает в драматизм своей роли, и актёрство облекает его как перчатка и уже не кажется костюмом, болтающимся как на пугале.

- Ты изменился, - говорит ему Накамару, когда приходит на один из вечерних спектаклей. И Уэда застенчиво улыбается, смущённый и с неясной дрожью в желудке, как будто там внутри лопается засохший кокон.

Он надеется, что Каме придёт, и когда тот не приходит, он обижается. И злится. И злость его только усиливается, когда он узнаёт почему – из печати и слухов, и рейтингов, продолжающих падать. Это всё тот же беспощадный смерч, следующий по пятам за Каме, и если Уэде не по силам повлиять на эту стихию, то по крайней мере он способен стать ему якорем. Обрывая "One Drop" на полуслове, он выключает телевизор и набирает номер, которым до этого воспользовался только однажды.

- Каме, - говорит Уэда, едва слышит, что трубку сняли, не давая Каме минуты, чтобы опомниться, – нам надо встретиться.

- Зачем? Что-то случилось? – В голосе Каме никаких эмоций, только спокойствие и собранность, то, во что он так хочет, чтобы верили окружающие.

- Ты задолжал мне поздравительный тост. Так у тебя или у меня? – И когда он слышит в ответ молчание и буквально чувствует, как Каме придумывает отговорку – потому что если бы он на самом деле был так занят, то изначально не снял бы трубку – Уэда добавляет: – Сегодня у меня был последний спектакль.
И ты так и не пришёл.

Вина в голосе Каме настолько ощутима, что кажется - её можно потрогать прямо через трубку.

- Я буду у тебя через час.

Когда он приезжает, на нём серый костюм с туго затянутым галстуком. В руках у него бутылка вина, и хотя, в отличие от отца, Уэда не слишком хорошо разбирается в винах, даже он в состоянии отличить далеко не дешёвый сорт.

- Спасибо, - он несёт бутылку на кухню, и Каме следует за ним, переобувшись в «гостевые» тапочки. Он так и не снял пиджак и кажется в нём нелепо вырядившимся ребёнком, когда с широко открытыми глазами пялится на то, как Уэда вытаскивает еду из холодильника.

- Ты всё это приготовил?

- Я же говорил тебе, что умею готовить, - говорит Уэда и жестом велит Каме придвинуть стул. Тот и так выглядит слишком официально, и Уэда не собирается накрывать в гостиной, у них же не деловая встреча. Скорее, это проверка, осмотр под личиной дружеского обеда. Когда он видит, что Каме всё ещё восхищённо взирает на собственную тарелку, Уэда хохочет:
- Хорошо, признаЮсь. Я заказал это всё, но я умею готовить. Просто в холодильнике было шаром покати.

Каме вежливо улыбается, в то время как должен был бы злорадствовать.
- Всё равно. Выглядит очень вкусно.

Уэда старается не хмуриться.
- Тогда вперёд.

Но Каме начинает с того, что наливает вино. Оно глубокого бордового цвета, и Каме больше играется со своим бокалом, чем притрагивается к еде.

- Как прошли спектакли? – спрашивает он, глядя куда-то в стол.

- Неплохо. Лучше, чем я ожидал. Жаль, что ты не пришёл.

Ещё один глубокий глоток, и рука снова тянется к бутылке.
- Я бы с удовольствием. Вот только занят, съёмки дорамы, ты знаешь.

- Однако сейчас ты здесь.

- Ты попросил меня прийти, - Уэда всматривается в его лицо, но там всё закрыто на сто замков, и перед ним незнакомец. Шидзуку улыбается ему и поднимает бокал. – Мои поздравления!

- Я тоже – поздравляю тебя с дорамой, - говорит Уэда, и когда их бокалы звякают друг о друга, он видит, как улыбка Каме рассыпается в невесёлый смешок. – Что смешного?

- Всё.

Каме широким жестом указывает на себя, на стол, бокал его опасно кренится, и удивительно, что он умудряется не пролить ни капли вина, учитывая то количество, которое он уже употребил. Уэде придётся везти его домой, или, может быть, на этот раз он наконец останется.

Уэда отодвигает тарелку в сторону. Его аппетит куда-то пропал, а у Каме его и не было.

Осторожно он тянется через стойку и удерживает запястье Каме, аккуратно вынимая бокал из неплотно держащих пальцев. Каме не возражает и, как примерный мальчик, кладёт вторую руку на колени, контролируя желание немедленно потянуться за ним снова. Второе его запястье по-прежнему у Уэды, и тот чувствует под пальцами ровное биение пульса.

- На самом деле – почему ты сейчас пришёл? – спрашивает Уэда, взглядом удерживая взгляд.

Тень пробегает по лицу Каме, он пожимает плечами, облизывает губы, вдыхает и выдыхает, и только кровь стучится всё быстрей и быстрей.

- Не хотелось и сегодня чувствовать себя убийцей рейтингов.

Пальцы его с такою силой врезаются в кожу Каме, что Уэда боится, что из-под ногтей вот-вот покажется кровь, но сейчас его не волнует, что Каме дёргается и шипит от боли, потому что слышать этого он не желает ни от кого.
- Прекрати. Всё это ничего не значит, если только ты сам не позволишь им себя мучить, и ты знаешь, что это - враньё.

- Наш мир построен на вранье, Тат-чан. Я не могу быть собой. А ложь – единственное, что работает.

Уэда смотрит на его сломленную решительность и тянет за запястье, проводя губами по внутренней стороне, где глубоко отпечатались полумесяцы ногтей, и он может почувствовать струящуюся жизнь Каме – минуя кожу, минуя барьеры. Просто Каме, спрятавшийся внутри костюма.

- Не между нами.

Он встаёт и обходит стойку, разворачивает Каме на стуле и бережно развязывает его галстук.

- Я могу сам, - возражает Каме, румянец пятнами выступает у него на щеках, и Уэда отмахивается от пытающихся вмешаться рук. – Не надо обращаться со мной как с ребёнком.

- Приходится, если ты ведёшь себя как ребёнок.

Уэда откладывает галстук на край стола и берётся за пуговицы на пиджаке. Он тихонько улыбается, когда на этот раз Каме держит руки опущенными, не мешая Уэде делать то, что он хочет. Вот так оно и происходит между ними двумя. Уэда направляет его, когда он ощущает себя потерянным, - Лидер, со временем выковавшийся из наивного доверия Каме. А Каме отплачивает тем, что цепляет летучий шарик надежды к его запястью, когда Уэда не решается потянуться за ним сам.

- В чём дело? – в замешательстве переспрашивает Каме, когда Уэда останавливается на том, что снимает пиджак. Таким как сейчас – в белой крахмальной рубашке и отглаженных брюках, с лёгкой нетрезвостью в голосе и в тапочках, спадающих с ног, - он выглядит юным и очень, очень красивым. Потянув за предплечья, Уэда поднимает его на ноги и ведёт в свою спальню, где полностью минует кровать и вместо этого останавливается перед большим, во весь рост, зеркалом.

- Знаешь, - начинает он, наблюдая, как его отражение расстёгивает пуговки на рубашке Каме, - благодаря тебе я теперь могу без содрогания смотреть на себя.

- Для этого никогда и не было никакой причины.

Он кладёт ладонь Каме на грудь и тихонько давит, побуждая того отклониться назад и полностью опереться на себя. От волос Каме пахнет чем-то невинно сладким. И вот так, крепко прижав его к себе, он рассказывает Каме сказку, которая совсем не далека от реальности.

- Жил-был мальчик, который ненавидел быть самим собой. И однажды он увидел другого мальчика, ещё меньше его, который выглядел как ёжик, но вёл себя как король. И он возненавидел этого другого мальчика, потому что хотел им быть. Я возненавидел тебя с первого взгляда, - говорит Уэда, спрятав улыбку в каштановых прядях, и чувствует, как Каме напрягается в его объятиях.

- Как романтично.

- Я кое-чему научился у Ромео, - поясняет Уэда, удерживая Каме на месте тихим: «Постой, я ещё не закончил». Он продолжает, когда убеждается при помощи зеркала, что Каме снова внимательно слушает:
- Он опять повстречался с этим мальчиком, и всё время в нём словно было что-то странное. Он думал, что этот мальчик забывает обо всём в погоне за славой, но это было неправдой, потому что, на самом деле, тот был таким же, как он, и он никак не мог разобраться, в чём же тут дело. Мальчик пищал, как мышка, и – сиял. Он был раздражающим и прилипчивым, и слишком глупым, чтобы понять, что его любят таким, какой он есть.

Сердцебиение Каме под его ладонью такое сильное, будто он и впрямь держит его сердце в руке.

- Но мальчик никогда не говорил ему этого, потому что боялся, что останется в темноте один. Это было эгоистично и тоже не слишком умно, потому что всё равно он знал, что когда-нибудь этот мальчик уйдёт. Он с самого начала не принадлежал царству тени. Но когда тот и правда ушёл, то не оставил мальчика одного в темноте, и мальчик… он тоже никогда не позволит ему исчезнуть.

Каме сглатывает – трудно и громко.
- Ты всё-таки глупый. Никогда – это очень долго.

- Но это возможно. Потому что ты же никуда не уходишь.

Каме поднимает руку, и его большой палец скользит по тыльной стороне ладони Уэды у себя на груди молчаливым спасибо. Он щурится куда-то в пол, как будто ему стыдно.
- Тогда… в детстве… они сказали, что я исчезну, только дунь…

- Ты, наверно, не помнишь, - неожиданно говорит Уэда, опираясь подбородком на опущенное плечо Каме, - но когда я тебя впервые увидел, я подумал, что встретив снова, даже не узнаю. Но узнал. Ты с самого начала доказывал, что все неправы. Ты, знаешь ли, в своём роде невыносим.

- Я?

- Да, я обращаюсь к тебе, Каменаши Казуя. К тебе и ни к кому другому.
_______
* Прим. пер. - С 4 по 29 марта 2009 года Уэда Тацуя исполнял главную роль в спектакле «Ромео и Джульетта» в театре Tokyo Globe.
** Прим. пер. - В 2009 году Каменаши Казуя снялся в главной роли, Канзаки Шидзуку, в дораме «Слёзы бога» (Kami no Shizuku), музыкальная тема которой «One Drop» была исполнена КАТ-ТУН. Дорама имела очень низкий рейтинг и внесла свой вклад в мнение журналистов о Каменаши как об «убийце рейтингов».

---

Их отношения не похожи на дружбу, и электричество между ними тоже слабенькое. Оно не сыплет искрами, как это бывает между соперниками, потому что их отличия – не противоположности, они просто – отличия. А то, что роднит их, окрашено грустью и хранится в секрете, только для них двоих.

Если это не любовь, то зависимость, а если не зависимость, тогда – правда.

И даже если между ними вообще ничего нет, то всегда - в прошлом, в настоящем и будущем – останется хотя бы честность. Потому что они могут влезть в шкуру друг друга и в состоянии спрятаться от кого угодно, но не друг от друга.

Когда ресницы Каме трепещут, сонно смыкаясь, Уэда с головой накрывает его одеялом и приказывает ему заткнуться и даже не думать о том, чтобы куда-нибудь ехать – «не хватало ещё, чтобы ты снова поругался с таксистом» - и этим зарабатывает себе болезненный тычок в голень. Он ловит ногу Каме своими, чувствует голой кожей грубые волоски, и так они и лежат, пока равномерное вздымание и опускание одеяльного пригорка, скрывающего Каме, постепенно не замедляется.

Уэда тянет за одеяло, чуть-чуть, только чтобы увидеть спящее лицо Каме, наполовину зарывшееся в подушку, неудобно изогнутую шею, тихое дыхание, вырывающееся из приоткрытых губ. Он выглядит всё тем же. Всё тем же мальчишкой, чья голова падала на плечо Уэды на заднем сиденье в машине менеджера, когда они возвращались со съёмок, никаких вопросов – просто усталость, но Уэда замирал и оставался неподвижным до самого конца поездки.

Каме выглядит умиротворённым.

Уэда осторожно расплетает их голени и натягивает пижамные штаны. Плитка на кухне посылает толпы мурашек вверх по голым ногам, но он по-прежнему ощущает тепло. Перевернув полупустую бутылку над раковиной, он смотрит, как кроваво-красное бургундское втягивается в трубу, оставляя осадок, похожий на порванные вены.

Завтра Каме будет посылать ему застенчивые, смущённые улыбки поверх чашки с кофе, который даже не успеет допить.

---

Именно потому, что они KAT-TУН, они не могут успокоиться и делать всё, как обычно. Им надо бить рекорды*.

Уэда играет на рояле, точно в капсуле заключая зал в своём зимнем мире, Каме играет с шёлком и пламенем – и ведёт войну. Их соло – красное на белом, капли крови, ярко горящие на свежевыпавшем снеге.

Каме летает под куполом, разыгрывая бой с Аканиши, драматичное воплощение соперничества, которое давно в прошлом, и каждый раз, как он приземляется, Уэда ждёт. Каме тянет его вперёд, заключая в объятия, как будто Уэда – это всё, что он видит, и Уэда прячет улыбку в его шее и обнимает в ответ, позволяя воздуху наполниться оглушительным визгом фанаток.

Публичное признание в ответ на публичное извинение.
_______
* Прим. пер. - Здесь обыгрывается название концертного тура КАТ-ТУН «2009: Break the Records: By You & For You», в рамках которого они дали рекордные 8 концертов подряд на арене Tokyo Dome, самой крупной и престижной концертной площадки Японии.

---

Когда им раздают слова к их следующему синглу, Уэда не может удержаться от смеха. Эта песня будет музыкальной темой к дораме Каме, и это ещё больше подчёркивает иронию.

- Ты чего? – спрашивает Коки, искоса бросая на него удивлённый взгляд, который Уэда игнорирует, вместо этого обмениваясь тайной улыбкой с Каме, который сидит с другой стороны стола. Он трёт плечо, как делает всегда, когда нервничает.

- Ничего, - отвечает Уэда со смешком. – Это вроде как наша коронная тема.

Каме вспыхивает, прячась за листками с текстом "Love Yourself"*, пока остальной KAT-TУН заинтересованно посматривает то на того, то на другого.

Учитывая их работу, истории, которые они втюхивают, не всегда достойны доверия, но в качестве исключения, в этот раз Уэде хочется, чтобы они оба в это поверили.
_______
Прим. пер. - Love Yourself (полностью – Love Yourself: Kimi ga Kirai na Kimi ga Suki – «Полюби себя: я люблю в тебе то, что ты ненавидишь») – одиннадцатый сингл КАТ-ТУН и музыкальная тема дорамы «Семь обличий Ямато Надешико» (Yamato Nadeshiko Shichi Henge, 2010).

---

Окончательный уход Аканиши – это что-то, о неизбежности чего они давно уже подозревали. Они встречаются, без чужих, впятером, и принимают решение о том, что KAT-TУН продолжит существовать. Уэда не может даже представить себя где-то ещё; давным-давно он записался на их пиратскую шхуну, ещё не понимая толком, во что он, собственно, вписывается, и теперь он там, где и должен быть, затерянный посреди океана с товарищами, которых никогда не назовёт друзьями, но в то же время, не задумываясь, признает семьёй. Выплывут или потонут, но они сделают это вместе.

На этот раз плечи Каме расправлены, с лёгкостью удерживая и «К», и «А», да и все они справляются с этим намного лучше.

- Мы уже были в такой ситуации раньше. Мы желаем ему успеха.

На этот раз – никаких заноз.

---

Реальность произошедшего настигает его, когда начинаются подготовительные заседания по поводу тура, и встаёт вопрос о том, как делить партии, теперь, когда место одного из ведущих вокалистов осталось вакантным. Каким-то образом все решают, что Уэде хорошо удаётся гармония, и основная часть оставшихся после Джина строчек достаётся ему. Поначалу это увлекательно, потому что он всегда любил петь, и это желание оставалось в значительной степени невоплощённым - в группе, где основной упор делался на двоих. Вот только потом ему вручают за сценой микрофон, и он чувствует, что его желудок съёживается, как не делал уже многие годы.

- Я забуду слова, - говорит он после того, как Каме заканчивает собирать остальных. – У меня сорвётся голос, или я уроню микрофон.

И все они знают, что он не из тех, кто легко затушёвывает ошибки.

- Я готов поменяться с Накамару, - заявляет Уэда с завидной решительностью, хотя, разумеется, сама идея абсурдна - через пять минут они должны быть на сцене. Его ладони покрываются потом, и теперь он уж точно выронит микрофон, и он уже почти прикусывает губу, когда Каме останавливает его быстрым прикосновением своих.

Уэду подбрасывает, и он лихорадочно озирается, чтобы убедиться, что никто не заметил. Все застыли на своих местах, и нервное предвкушение пронизывает весь зал, затуманивая и то невеликое освещение, которое имеется. Достаточно темно, чтобы можно было принять это за игру теней, но это не меняет того, что Каме сорвался. Когда его взгляд снова останавливается на Каме, Уэда видит в его глазах знакомое сияние, концертный адреналин, уже окутывающий его своим волшебством. В такие моменты Каме несокрушим, и кожа Уэды начинает вибрировать даже просто от того, что он стоит рядом.

Улыбка Каме легко прорезает окружающую темноту:
- Сделай так, чтобы я звучал хорошо.

Я тебе доверяю.

На сцене, спина к спине, они стоят, откинувшись друг на друга, и их голоса льются и сплетаются воедино, заполняя зал их собственным волшебством. Одна разбитая половинка, без зазора соединившаяся с неровными краями другой в единое сногсшибательное целое.

---

Но, разумеется, всё не может кончиться так просто, и может быть, безумие Каме заразно, потому что перед прыжком высота представляется ему совсем небольшой, преодолеть её легче лёгкого. То, что это не так, Уэда понимает, только когда приземляется, и острая боль пронизывает его лодыжку, не давая подняться. Один из сотрудников помогает ему проковылять за сцену, и уже оттуда, вопреки протестам, его увозят в больницу, и Уэда прижимает ладони к глазам, пока перед ними не начинают крутиться цветные круги, и кажется, как будто бы он по-прежнему в зале.

Когда он открывает глаза, то видит голый потолок и свою бесполезную ногу, и надеется, что другие смогут его простить. Со временем это должно было бы стать легче, потому что его ошибки уже давным-давно не новость, и произошедшее - лишь ещё одна капля в ту чашу, которую Уэда мечтает расплескать к чёрту.

Коки навещает его первым, потом Накамару, и за ним – снова Коки. После концерта они приходят вместе с Тагучи и тут же хоронят его бессвязные извинения под лавиной вопросов о его здоровье, шуток по поводу мумифицированной конечности и рассказов о выступлении, и прежде чем сам осознаёт это – Уэда уже улыбается от уха до уха и хохочет вместе с ними. Когда их силой выгоняют из его комнаты, он разглядывает цветные каракули, беспорядочно украсившие гипс, и никогда он ещё не был так благодарен, что является частью KAT-TУН.

Каме навещает его на следующий день, с утра пораньше перед концертом, как Уэда и ожидал.

- Как нога? – спрашивает Каме, складывая свои рокерские авиаторы в нагрудный карман. Он принёс цветы и сейчас заменяет настоящими пластиковые, торчавшие из небольшой вазочки на тумбочке у кровати. Запах в комнате сразу становится намного приятней.

Уэда приподнимает ногу и позволяет ей с размаху упасть обратно на покрывало:
- Как камень. Кстати, спасибо за цветы. Думал, ты принесёшь порнушку.

Каме отвечает ему снисходительной улыбкой:
- Ты здесь, чтобы выздороветь, а не растянуть себе что-нибудь. Ещё раз.

- Прости. Я не думал, что приземлюсь так неудачно. Я знаю, что это дополнительные сложности для вас всех, и мне не следовало…

- Такое случается, - прерывает Каме, пожав плечами, и в последующей паузе перед ним проплывает видение совсем ещё юного Каме, падающего за край сцены.
- Только давай ограничимся одним разом? Слава богу, что всё обошлось только этим.

- Они не позволяют мне выехать на сцену в каталке, - сердито бурчит Уэда в надежде, что Каме сумеет кого-нибудь переубедить, но надежда напрасна, потому что тот уже ржёт в голос так, что глаза сужаются в узкие щёлочки.

- Думаю, что мотоцикла Коки и лошадей нам пока достаточно, - Каме присаживается на краешек кровати, наклоняясь, чтобы прочитать народное творчество у него на гипсе, и на его губах появляется тёплая улыбка.
- Дашь мне чем писать?

Уэда тянется к столику и передаёт ему чёрный фломастер.

- Мне жаль, - снова повторяет он, пока смотрит, как Каме выводит что-то чуть ниже голых торчащих пальцев.

- Не жалей, - возражает Каме, и закончив, ещё раз переставляет цветы в вазе. Когда ему пора уходить, Уэда желает им удачи, и Каме приостанавливается уже возле самой двери.

- Ты летел, Тат-чан.

---

«То, что делал Каме, заставило бы любую девушку влюбиться в него». ○

Уэде приходится извернуться и подтянуть свою ногу поближе, чтобы прочитать то, что написано у него на гипсе. Это одно единственное слово.

Сорвиголова.

---

Он спокойно смотрит на своё отражение, пока бритва, жужжа, елозит по его голове. Это второе кардинальное превращение в его жизни, и Уэда переживает его в одиночестве. По мере того как шелковистые рыжие пряди падают на пол, он чувствует, как вместе с ними постепенно исчезает привычный страх, все его внутренние запреты - словно вырванные с корнем. Когда всё закончено, он моргает один раз и видит Кую*.

Когда он моргает снова, он словно вернулся на прослушивание, так круто изменившее его жизнь, и Джонни-сан проводит ладонью вдоль его головы и говорит: «Лысый – это хорошо».

Пятнадцатилетний Тацуя улыбается ему с той стороны зеркала, и его улыбка – шириной во весь рот, совершенно незаученная и настоящая, и Уэда любит его, хочет удержать это яркое сияние внутри и никогда не дать ему погаснуть. Внешне он, казалось бы, променял своё рыжее пламя на неприметный чёрный, но впервые за многие и многие годы он светится изнутри.

На этот раз, примеряя очередного героя, он делает это с сознанием, что там, под этой личиной, живёт Уэда Тацуя, ждущий момента, когда ему дадут засиять.
_______
* Прим. пер. - Имеется в виду роль Уэды Татсуи в дораме «Побег: ради твоей любви» (Runaway: Aisuru Kimi no Tame ni, 2012) - Такимото Куя.

---

- Я подумал, что на съёмочной площадке может быть холодно.

Уэда заворачивается в свой запоздалый подарок на день рождения. Он вообще-то догадывался, что из многих разложенных перед ним подарков*, именно этот - от Каме. Одеяло – такое же мягкое и тёплое, как и его даритель, и во второй раз в жизни Уэде хочется, чтобы ткань могла прорасти в его кожу, не для того, чтобы спрятаться - чтобы хвастать: так и ходить везде обёрнутым в заботу Каме.

- Было холодно, но теперь уже нет.

Они сегодня оба без париков – серебристого у Каме и рыжего у Уэды - и он в очередной раз поражается, как от стремления выползти из собственной кожи они пришли к дремучему взаимопроникновению, накрепко поселившись под кожей друг друга. Это произошло так исподволь, тихонько, как крошечная зыбь где-то в центре бескрайнего океана, и вот теперь Уэда стоит на берегу, и образовавшиеся в результате волны нежно плещутся возле ног.

Каме проводит рукой вдоль его головы, и Уэда позволяет ему делать это, сколько захочет, позволяет его ладони блуждать среди коротких волос, прослеживая форму черепа, и наконец пальцы Каме замирают у него на затылке. Выражение на лице у Каме такое же, как когда они оба были джуниорами, - восторженное до того, что Уэда сомневался, что же он там действительно видит?

Теперь он больше не сомневается.

- И как ощущения?

- Как будто я – снова я, - отвечает Уэда.

- И?

Теперь это кажется настолько простым, даже без пальцев Каме, тихонько поглаживающих затылок.

- И мне это нравится.

Каме смеётся – искренне и прекрасно. От души.

- Я по тебе соскучился.

Они стоят, улыбаясь сияющими улыбками, и отражаются друг в друге.
_______
* Прим. пер. - Участники КАТ-ТУН соревнуются, вручая друг другу подарки на день рождения анонимно. Именинник должен выбрать, какой подарок ему больше понравился, не зная от кого он.

---

«Только недавно я действительно почувствовал себя свободным. Может быть, есть люди, которые подумали "Э-э?", но вот это - настоящий я».
○ Тацуя

«Где бы я ни был, я - это я, и теперь я в состоянии считать, что мне всё равно, что подумают обо мне другие».
○ Казуя